Попав под огонь при выходе колонны с огневой позиции, Будаков не то чтобы растерялся. Он просто действовал в соответствии со своим жизненным правилом: «Главное – сохранить себя!» Он предвидел гнев Арсеньева, но предпочел его осколку мины в голову. А если еще удастся занять участок шоссе, который не простреливается, и дать оттуда залп по немецким минометам, то все будет в порядке.
Увидев вдали «эмку» командира дивизиона, Будаков приказал остановиться, выскочил из кабины и четко доложил:
– В колонне потерь нет. Я повернул назад одну установку, чтобы подавить минометы. Остальные машины пошли за мной, вопреки вашему и моему приказанию. Кроме того, я услышал длинные очереди автоматической пушки. Бесполезная стрельба. Даже при наименьшем прицеле…
– Понятно! – отрубил Арсеньев. – Что произошло с первой автоматической пушкой? – спросил он Земскова.
– Товарищ капитан-лейтенант, Сомин – молодой командир орудия, впервые попал под обстрел. Думаю, он растерялся, а потом овладел собой и в запале решил подавить немецкие минометы.
– Находящиеся за обратным скатом? Вы тоже считаете, что это возможно для автоматической тридцатисемимиллиметровой пушки?
– Нет, не считаю.
– Лейтенант Николаев, лейтенант Рощин!
– Есть! – Николаев шагнул вперед.
Гнев медленно сползал с лица Арсеньева.
– Командиру первой батареи и начальнику разведки объявляю благодарность.
Арсеньев был рад, что есть все же кого похвалить. Рощин проявил вполне уместную решительность, а Николаев показал, что в сухопутном бою умеет действовать не хуже, чем на палубе. Капитан-лейтенант отпустил командиров.
Земсков пошел к своим орудиям и отозвал в сторону Сомина:
– Попало