Маринка с отвращением прикоснулась губами к рюмке. Володя выпил и снова сел. В его захмелевшем мозгу все спуталось. Внезапно нахлынула грусть. Наверно, он больше не увидит Маринку. Скорее всего, его убьют в одном из ближайших боев, а она так и не узнает, как он ее любил. А может, ей это не важно?
– Когда тебе нужно быть в части? – спросила Маринка.
– Ты ждешь, чтобы я ушел?
– Что ты, Володя! – Она подошла к нему и обняла его одной рукой за шею. – Как ты мог подумать? Я просто беспокоюсь…
Сомин не дал ей договорить. Он порывисто поднялся и с размаху поцеловал ее в щеку. Маринка не двигалась.
– Ты не знаешь, как я тебя люблю, Мариночка. Эта встреча – не зря. Это – сама судьба. Так должно было быть.
Она пыталась осторожно освободиться от него, но Володя уже потерял над собой всякий контроль. Ему удалось поцеловать ее в губы. Маринка вырвалась, но он снова схватил ее и, не удержавшись на ногах, свалился вместе с ней на кровать.
– Пусти сейчас же! Ты с ума сошел!
Он не отпускал ее:
– Маринка, сейчас… Только сейчас… Ты меня больше не увидишь, Мариночка…
Ей удалось наконец освободиться от него. Растрепанная, в разорванном свитере, тяжело дыша, Маринка отошла на прежнее место к печке. «Какая гадость! Если бы на моем месте была любая другая женщина, он точно так же накинулся бы на любую!»
Слезы текли по ее щекам. Ей было обидно и стыдно.
– Уходи! – сказала она. – Уходи, и немедленно!
– Но почему, Мариночка, чем я тебя обидел?
– Ты еще спрашиваешь? – Она сорвала с гвоздя тяжелый полушубок Сомина и швырнула его на кровать: – Одевайся!
Володя долго тыкал руками в рукава. Не застегнувшись, он нахлобучил шапку, кое-как затянул ремень, на котором болтались наган и гранатная сумка:
– Хоть поцелуй меня на прощание…
– Не хочу! Ты – глупый! Я только о том и мечтала, чтобы целовать тебя, чтобы быть твоей, а ты!.. Напился и все забыл! Забыл, что рядом немцы, которых вы подпустили к Москве, что мой отец, может быть, уже убит, что здесь – больная мать! – Придерживая рукой разорванный свитер, Маринка открыла дверь.
Когда Сомин ушел, она бросилась на кровать и плакала до тех пор, пока стекла не задрожали от орудийных залпов. Тогда она поднялась и подошла к окну. Фонарь погас. Только красная точка обгорелого фитиля светилась в темноте, а за окном разливался бледный зимний рассвет.
5. Командир и комиссар
По дороге в часть хмель быстро выветрился из головы Сомина. Остались только тяжесть и ощущение непоправимого несчастья. Не оглядываясь по сторонам и не думая о врагах, которые подкарауливают под каждым кустом, он быстро дошел до села, но здесь ждала