Когтистая лапа, окроплённая кровью жертвы, взметнулась вверх и пронзила вновь открытую человеческую плоть.
Оно вырвало руку так резко, с размахом, что Леон почувствовал нечто мерзкое и мокрое на своём лице. Кровь брызнула на него. Запачкала толстовку, брюки, как и накрытый брезентом док.
Цель достигнута, в руках чудовища покоился вырванный кусок печени. Когти переламывали его, рыхлили как глину или муку.
«Интересно, а что об истинной красоте думает Потрошитель?»
«Что есть истинная красота»?
Это явно не человеческая печень, аккуратно отложенная в сторону, не благородный оттенок красного, украсивший этот тёмный переулок, не уродливая безликая маска белого цвета, уже давно ставшая алой, и, конечно же, не кишки, которые Потрошитель с большим азартом вытаскивал из своей жертвы, надрезая кухонным ножом.
Почему он думал об этом в такой момент?
Почему? Почему пресловутая байка оказалась правдой?
Перед Леоном Бёрком предстал Чикагский Потрошитель.
Но убийца, пребывая в экзальтированном экстазе, не заметил нарушителя. Как ценитель прекрасного, возвёл когтистую руку к небу, рассматривая вырезанное сердце, как Гамлет голову бедного Йорика, и прохрипел с придыханием – вздох человека, оценившего красоту своей работы. Язык высунулся из отверстия маски, когда-то белой, как мел. И только гранатовые крапинки украшали её как мазки кисти.
Леон понимал: у него есть шанс покинуть этот наскучивший спектакль. Нужно лишь заставить парализованное страхом тело двигаться. Он бил себя кулаком по бедру, моля проклятые мышцы слушаться, а ноги двигаться. Всего один шаг, назад, вот так – тело постепенно начинало слушаться его. Ещё один шаг. Медленно, но верно, он пятился назад, не отрывая взгляда, полного животного ужаса, от серийного убийцы. Он не может стать следующим. Только не это. Его горло не будет источать его кровь. Его органы останутся в брюшине. Он будет жить. Беги, беги, беги!
Леон позволил себе вдохнуть полной грудью – ошибка, что вызвала рвотные позывы. Коленки затряслись, он медленно наклонялся назад и, чтобы спастись от падения, ухватился за брезент. Его ноги переплелись, как виноградная лоза. Стоящая у контейнера бутылка упала и покатилась назад вместо Леона. Это был самый громкий и звонкий шум из всех, какие слышал Леон. Даже сегодняшняя музыка из колонок не резала слух так, как треклятое стекло об асфальт.
Убийца замер, повернулся к источнику звука и резко вскочил, выронив из окровавленных когтей некогда бьющееся сердце, которое шмякнулось на землю, как кусок мяса, брошенный кошке.
Бёрк снова застыл, сжал пальцы на брезенте так сильно, что почувствовал боль в фалангах. Он был уверен, за наглухо забитой маской с маленьким отверстием для языка и тонкими спиралями, заменяющими очи, на него смотрят бешеные глаза убийцы. Потрошитель, опустив руки по струнке, расправил плечи, представ реющим в ночи чёрным пламенем. Одежда его точно тень, чёрная