– Знаю, неприятности у вас большие… Я и в газете читал, и по телевизору рассказывали… Переживаете, небось… Я понимаю, я понимаю… Вот жизнь какая – беда бывает и от богатства… Но вы же порядочный человек… Вас же здесь так уважительно замполитом даже бабушки называли… Как можно было вот так влипнуть? Домина – аж за три миллиона зеленых американских денег! Уму моему непостижимо! Зятек поделился?.. Алиграх… Или как?
Гартин не ответил.
А Гайдаш все бубнил и бубнил:
– Н-даааа… Совесть – это вам не зассанные кальсоны… Ее не отстираешь…
– Степаныч, налей еще водки, – попросил Гартин. Гайдаш налил. Они снова выпили. Гартин встал со скамейки. Захмелевший Гайдаш снова пытался вернуть ему деньги за сигареты, водку и закуску. И все приговаривал: «Нехорошо получается». Гартин махнул рукой и направился к подъезду.
Вернувшись домой, он снял одежду, вымыл руки и сел за стол в своем кабинете. Взял чистый лист бумаги и написал: «Дорогая моя Верочка!»… А дальше его словно заклинило. Нужные ему слова не приходили на ум. Голова все еще кружилась от хмеля. Гартин снова закурил, виновато подумав о том, что жена часто устраивала ему нагоняи за табачную вонь. Он широко открыл форточку на кухне. Затем опять подходил к столу, где лежало начатое письмо жене и еще что-то писал. Письмо шло трудно. Гартин долго полоскался под душем. Снова курил и снова что-то писал. Затем открыл шкаф, достал оттуда парадную офицерскую форму с единственным орденом «За службу в Вооруженных силах СССР» III степени. Под ним пестрела увесистая гроздь медалей. Он пристально осмотрел воротник рубашки, – он был идеально чист, – Вера Алексеевна с лейтенантской его поры следила за этим строго.
Гартин положил форму на кровать жены. Сверху – офицерский кортик. Затем он еще раз покурил у открытой форточки на кухне. Уже светало. Дворник-киргиз старательно и звонко подметал двор метлой.
Гартин вошел в большую комнату, открыл домашний сейф, достал оттуда наградной пистолет и, зарядив магазин единственным патроном, передернул затвор.
Поцеловал портрет жены сквозь холодное стекло, прошел в спальню и лег на кровать поверх одеяла, не выпуская пистолета из правой руки…
Затем он приставил холодный ствол пистолета к виску…
Утром майору в отставке Ивану Степановичу Гайдашу очень хотелось похмелиться. Он мучительно думал, как это можно сделать. Вспомнил о его ночной выпивке с Гартиным, – на лавке у подъезда. Вспомнил, что наговорил Гартину каких-то нехороших слов. Подумал: «Наверное, обидел замполита. Да и деньги за выпивку ему не отдал». Повод еще раз повидаться с замполитом вроде выглядел убедительно – извиниться, деньги отдать. Ну а там, может быть, и выпить че-нить найдется.
Гайдаш спустился в лифте на этаж, где жил Гартин. Дверь, ведущая с лестничной площадки до его квартиры была приоткрыта. Открытой оказалась и дверь в квартиру Гартина. Гайдаш окликнул замполита:
– Петрович, ты дома?
Никто