А на улице – и вправду – все высыпали из своих домов. Стучали в ворота и в окна соседям, вызывая на общее ликование! Это была такая великая всеобщая радость, что у всех было желание разделить эту радость. Люди, не сговариваясь, стихийно двинулись в село и к школе. И началось шествие людей – народа-победителя. Люди целовались, пели, танцевали, плакали, сливаясь с подходившими из соседних деревень по пути в село. То, что войне скоро конец, чувствовалось по всему. Так долго жили люди одной общей надеждой – и те, кто ждал возвращения близких с войны, и те, кто получил похоронки, но радость была общей. Как услышали по громкоговорителю, что Германия капитулировала, все бежали на улицу с криками радости, все обнимались, ликовали, многие плакали. Деревенская ребятня очумело носилась по улице с криками радости. Особый почет был военным, уже вернувшимся с войны, мальчишки отдавали честь, то хаотично бегая, то маршируя. А то просто носились среди людей, радостно горланя. На сельской площади было что-то вроде парада, техника какая-то была, военные пришли, фейерверк запустить обещали – «не хуже, чем в Москве». А мальчишки, им же интересно оружие, погоны, петлицы. Вот и бегали за военными, руку к голове прикладывали – вроде как честь отдавали.
На фоне всеобщей безграничной радости раздавались вскрики рыданий тех, кому не суждено было дождаться своих мужей, сыновей, братьев, отцов. Это была невероятная симфония ликования и слез, радости и скорби. Вот уж действительно «радость со слезами на глазах». Какое это было единение народа! Ни с чем несравнимое чувство Победы! Казалось, что и вдыхали люди не прежний воздух обрушившегося на всех горя и беды, а воздух счастья и свободы.
В это утро люди перестали говорить друг другу привычное будничное «здравствуйте». Как в Пасху, не «здравствуйте!», а «Христос воскресе!» и в ответ – «Воистину воскресе!» Здороваясь, они по русскому обычаю троекратно целовались, крепко-крепко пожимая друг другу руки, говорили:
– С Победой!
Появилась гармонь и зазвучали военные песни, и радуя, и надрывая душу неизбывной болью и скорбью одновременно. И закружились бабы и девчата в надрывно спотыкающемся вальсе в исполнении их школьного учителя музыки. Особенно запомнилось Рите то, как радостно отплясывала ее соседка Наталья, молодая женщина, нарядно одетая в заграничное платье и в кружевных, невиданной в те времена красоты белых носках на ее крепких стройных ногах, обутых в новенькие туфли. Во всех тех красивых вещах, что успел прислать Наталье посылкой из Будапешта ее муж Иван, с которым всего-то за два месяца до начала войны они расписались. И она такой радостной франтихой отплясывала от радости, пела и выкрикивала:
– Будапешку взяли! Будапешку! Наши Берлин взяли! – радовалась женщина, что