Наконец плоскогубцы были найдены. Я начала тянуть, разгибать выколачивать гвозди. Кто-то сильно не хотел, чтобы пространство открылось. Постепенно, со скрипом грубый толстый лист стал поддаваться. Пока я боролась с занозистой древесиной, голову сверлил вопрос, – что я хочу там найти? Кто закрыл от глаз семьи загадки прошлого? Главное – зачем?
Всего четыре доски нужно было отодрать и…. Что я найду? Устав безмерно от сопротивления неодушевленных предметов, я уселась на пол и попыталась рукой нашарить в темноте вещи, которые были запрятаны. Внизу стоял ящик. Что в нём не поняла. Выше висела какая-то одежда и какой-то предмет с шарнирами. Нужно было идти за фонарем. Ещё две доски мне не отодрать.
Спустившись в квартиру на дрожащих ногах, я поняла, что должна передохнуть, как бы ни мучило меня любопытство.
Пока я варила кофе и с удовольствием затягивалась сигаретой, я взяла дневник Энни и продолжила разбирать почерк автора. В мастерской отец не разрешал курить. Хотя сейчас мне уже никто ничего не мог запретить, мне и в голову не пришло нарушить запрет.
Энни 1947 год
Мама моя была девочка послушная и не приносящая хлопот. Да и было не до неё. В местечке, где жили мои предки испокон веков, начались погромы. Приближалась революция. И все те, кто как-то сохранял паритет и компромисс, начали нападать друг на друга. Особенно доставалось евреям. Они были виноваты во всём. Мой дед решил, что нужно перебираться в более спокойные места. Пока дед решал этот судьбоносный вопрос, моя мама полюбила студента-поляка, который приходил к ней и её сестрам учить русскому, польскому и другим наукам. Дед, до определенного момента не считал, что если учитель девочек будет поляк, то это предосудительно. Да и знал ли он, что мой будущий отец вовсе не еврей, не знаю. Так или иначе, младшая дочь Рая решила, не ехать со всеми в Бессарабию (нынешняя Молдавия), а бежать с любимым. Убежать она не успела. Старшая сестра Мария всё рассказала бабушке, а вот забеременеть успела. Позор был страшный. Дед сначала хотел выгнать дочь из дому, но бабушка, как гласит предание, валялась у него в ногах, и Рая родила дома. Назвали меня Анна, отдав должное библейскому имени Анни. Позже, в другой жизни меня стали называть Энни.
Мой отец Ян Трушанский долго не смог выдержать напора верующей еврейской семьи, которая требовала, чтобы он перешёл в иудейскую веру и сделать себе обрезание. Пока Рая нянчилась со мной, Ян рванул, как говорили в Москву, где отдался борьбе за справедливость.
1980 год
Я прочла отрывок и отложила дневник, аккуратно завернув его в газету. Мне становилось всё интересней и занятней. Я чувствовала, что скоро пути моего отца и Энни пересекутся. Почему-то мне хотелось оттянуть момент их встречи. Почему? Не знаю…
Кряхтя, я встала со стула, чувствуя каждую наболевшую косточку, и отправилась наверх.
Мне не в меньшей степени хотелось познакомиться