– Почему она не протестует? – спросил я Ульрику. – Почему позволяет так с ней обращаться?
Казалось, Стелла все принимает. Словно она тоже участвует в этом шоу.
– Она мало что может сделать, – ответила Ульрика. – Наверное, она тоже в шоке, как и мы.
О других вариантах я даже не хотел думать.
Через десять минут нас пригласили обратно в зал, и судья провозгласил, что суд постановил заключить Стеллу под стражу как обоснованно подозреваемую в убийстве.
Мы отправились прямиком в контору Микаэля Блумберга на улице Клостергатан. Звездный адвокат тяжелыми шагами ходил туда-сюда по скрипучему полу, во взгляде сквозила тревога.
– Скандально убогое расследование. Похоже, и Янсдоттер, и полиция зациклились на Стелле.
– Почему ты ничего не сказал в суде? – спросил я.
Блумберг резко остановился:
– Что ты имеешь в виду?
Он обернулся к Ульрике, словно она, а не я высказалась по поводу его поведения.
– Почему ты все это проглотил? – спросил я. – Ты ведь должен был протестовать! У нее алиби! Почему ты ничего не сказал о ее алиби?
Блумберг сделал неопределенный жест рукой:
– В данный момент это ничего бы не дало. Слишком много улик указывают на Стеллу, и к тому же судмедэксперты пока не установили точного момента смерти.
– А свидетельница? – спросил я. – Мю Сенневаль. Она слышала под окном крики около часу ночи.
Блумберг взглянул на Ульрику.
– Правда, это так и есть, – подтвердила моя жена. – Микаэль, что нам известно об этой Мю Сенневаль?
Блумберг опустился за свой стол.
– Это не самый надежный свидетель. Мю Сенневаль проводит всю жизнь у окна. В самом буквальном смысле слова. Она выходит только за едой и на беседы с психотерапевтом, в остальное время сидит у окна и шпионит за соседями. Как никто другой, знает обо всем, что происходит в квартале.
– Похоже, она прекрасный свидетель, – проговорил я.
На самом деле я знал, что это неправда.
– Да нет, эта девушка просто воплощение психического нездоровья. У нее все фобии и неврозы, какие только бывают.
Это я мог себе представить.
– Но ведь это не имеет отношения к делу?
– Как знать, – проговорил Блумберг.
– А как обстоят дела с бывшей сожительницей Ольсена? – спросила Ульрика. – Удалось откопать про нее что-нибудь новенькое?
«Откопать»? Слово-то какое неприятное. У меня невольно возникли ассоциации со сплетнями и с клеветой, желтой прессой. Словно мы любой ценой должны были найти козла отпущения.
– Думаю, именно на нее нам следует сделать ставку, – сказал Блумберг. – Линда Лукинд.
– Ее так зовут?
Блумберг придвинул к себе бумагу на столе:
– Именно. Линда Лукинд, Тульгатан, десять.
– Вы поговорили с ней? – спросила Ульрика.
– Она не из болтливых. Утверждает, что уже все рассказала