– Ну что еще? Мне плевать!
Весной рыжую тетеньку сменила совсем молодая, которая верила, что панацеей от всех бед является когнитивная терапия – по крайней мере, до того момента, как Стелла взорвалась во время одной из бесед и обрушила на нее поток грязных ругательств. Тогда нас отправили к семейному психотерапевту, моложавой женщине с челкой и тревожной улыбкой, которая призывала нас «замораживать ситуацию», когда у Стеллы случалиcь срывы.
– Остановитесь и поговорите о том, что вы чувствуете и почему все получилось именно так.
Несколько дней спустя Стелла швырнула бутерброд в дверцу холодильника, когда мы с Ульрикой объяснили ей, что она не поедет на вечеринку в Мальмё.
– Вы убиваете меня! – кричала она. – Зачем жить, если ничего нельзя?
Я встал и раскинул руки, как судья в хоккее.
– Давайте заморозим ситуацию, – сказал я.
– Да брось!
Стелла кинулась в прихожую, но я успел блокировать ей дорогу.
– Я этого не выдержу! – крикнула Стелла и пронеслась мимо Ульрики вверх по лестнице.
Дверь с грохотом закрылась за ней, и я разочарованно вздохнул.
– Она должна выдержать, – проговорил я, прислоняясь к кухонному острову. – Мы все должны выдержать.
– Не понимаю, что происходит, – сказала Ульрика.
Никто из нас не понимал. В возрасте пяти лет Стелла могла часами собирать сложный пазл. В садике говорили, что такого терпеливого ребенка еще не видели. Теперь она была не в состоянии усидеть на месте и сосредоточиться больше чем на десять минут.
Но каждый раз, когда психологи заговаривали о СДВГ[10], Ульрика сразу же переходила в наступление. Им она никогда не приводила никаких конкретных доводов, но мне объяснила: она боится, что диагноз сам по себе наложит на Стеллу свой отпечаток, сделает ее изгоем и приведет к развитию заболевания.
– Когда я была маленькая, взрослые постоянно твердили мне о том, что я девочка-паинька.
Вид у нее при этом был такой, словно в рот ей попала какая-то гадость. Я не сразу понял, что она имеет в виду.
– Пай-девочка, говорили они и гладили меня по головке. Ульрика пай-девочка. В конце концов у меня не оставалось иного выбора, как стать той самой пай-девочкой, которой меня все хотели видеть.
Никогда раньше я не смотрел на нее под таким углом.
В классе пятом-шестом Стелла перестала ходить со мной в церковь. Я не придал этому особого значения – воспринял как обычный протест подросткового возраста. Дети теперь раньше становятся подростками, начинают освобождаться из-под родительского влияния еще до наступления пубертата. Ничего странного в том, что Стелла стремится к самостоятельности. К тому же мне и в голову не пришло бы навязывать ей свою веру.
С