– Однако небо болоснит48, вашескобродие, пора бы нам взадь оборотиться, не ровен час дикий покажется.
– Будет вестничать вороном, Палыч.– Капитан по-трепал своего вестового, глядя на боецкую осанку подошедшего зверобоя.
– Каково можется, капитан? Вижу, изрядно вы им награждены… Весело небось от таких щедрот было? Слава Богу, сыскали упыря… Я ж упреждал…
– Какие мысли, Тимофей? – ходко трогаясь по тропе, прервал его вопросом Преображенский.
– Бежать прочь. Гибло тут. Соболев ваш шепнул, ко-гда с им столкнулся, что видал отряд краснокожих, голов двадцать, ежли не более; но это, по всему, токмо первые ласточки. Айдате живее шесты брать – и на плот.
– А другого пути нет? – с надеждой вопросила Аманда.
– Нет, раз не умем летать.– Палыч помог американке подняться на последний подъем.
– Боже, Andre,– перепуганная близкой переправой через огромную реку, она поспешно нагнала капитана.– Вы полагаете, я способна на это?
– У нас у всех нет другого выхода. А у вас, мисс,—Андрей подчеркнуто властно, желая взбодрить дух Джессики, обрубил,– достаточно храбрости. Иначе вы никогда бы не отправились в это рискованное путешествие. Разве не так?
– Но, но… – лицо Аманды встревожило Андрея, оно стало белым как снег; под изломленными в тревоге бровями синели потемневшие глаза, взгляд которых уперся в капитана с такой силой, что заставил его отступить на шаг.– Но я не умею плавать,– призналась она.
* * *
– Эй, лишнего не брать, братцы! Матросская кладь —две ложки да харчей трошки. Приказ его скобродия! Давай, давай! – Палыч без смущения подгонял крепкой руганью и без того суетящихся сверх меры матросов.
– Ты сам-то, черт старый, в руки бери побольше,—огрызнулся Тимофей.– Твоим языком токмо сваи забивать! Ну-к, подсоби ранцы на плечо забросить! Да выше, выше подымай. Вот так. Что, кожан мешает, так сыми да отдай мне.
– Ишь ты! – встрепенулся денщик, взваливая на спину вещевой мешок.– Ты рот-то не разевай на чужой каравай. Вишь, одежа-то моя какого товару… не чета твоей оленуховой робе. Моё не тронь… – тяжело переставляя ноги, забористо продолжал матькаться Палыч, оскальзываясь сапогами, ступая на сырые бревна плота.– Ты, варнак, походи с мое в сем кожане овозля смертушки, а уж потом лапы свои загребушшие тяни. Ишь, остребенился, шельмец, на чужое. Этот кожан мне еще старый барин справил… То-то!
Худо-бедно, наконец погрузка закончилась, и мужчины, обрубив интрепелем49 пеньковые троса, что удерживали плот, ухватились за огромные шесты.
– Ну с Богом, православные! – Тараканов первым вспенил воду, отталкиваясь от берега.– Как говорят у нас в Ситке, желаю нам не вернуться с худой стороны.
Мощные воды Колумбии подхватили их, дважды медленно повернули, прежде чем беглецам удалось выправить направление и приспособиться к течению.
– Артачится,