– Моя задача, – отрезал Ланн, убрав зажигалку, – защищать закон. Задачи ловить «крысят», чтобы вы их резали, у меня нет. Зато есть другая – пресекать преступления. Убийство ребенка – даже такого – преступление. Они граждане нашей страны, с соответствующими правами, как бы к ним ни относилась общественность. Вы поняли меня? Конституция, как бы ее ни кастрировали, действует.
Тирада была длинновата, зато от нее пасло бюрократией, – то что нужно в разговоре с высоколобым отморозком. Леонгард правильно все истолковал.
– Понял. – Он скорбно вздохнул. – Благодарю. Более не побеспокою.
– Обратитесь в морги, – посоветовал Ланн. – Свежие трупы в вашем распоряжении.
– Ценный совет… благодарю повторно.
В помещение вбежал Спайк и ощерился, увидев гостя. Рихард подозвал пса к себе и предостерегающе удержал за ошейник. Леонгард, с явным презрением оглядев пару проплешин в рыжей шерсти, поднялся на ноги.
– Что ж, хорошего дня. Жаль, мы не поняли друг друга.
Когда Леонгард уже был у дверей, Ланн, почесывая пса за ухом, небрежно бросил:
– На крайний случай у вас есть для экспериментов ваш собственный «крысенок».
Леонгард глянул на него в пол-оборота и ответил:
– До свиданья. Доброго дня.
Дверь захлопнулась.
Маленькая разбойница
[Восточная железнодорожная колея]
– Надеюсь, меня не будет рядом, когда тебя пристрелят.
Мы собирались на рискованную вылазку в магазин за продуктами – на запретную для нас территорию. Для этого нужно было сделать то, что мы часто делали в настоящем детстве, – нарядиться взрослыми. Летом это нередко оказывалось сложным, а вот сейчас не вызывало проблем.
Единственное, что я ненавидела в маскараде, – вату в лифчике. Остальное казалось даже забавным: я запудрила лицо, накрасилась обломком карандаша для глаз, встала на устойчивые широкие каблуки, чтобы казаться выше. Собрала в пучок волосы, нацепила вуаль. Ал, и без того высокий, нахлобучил шляпу и переоделся в самые приличные штаны. В заключение мы оба надели перчатки – спрятать татуировки. Мы не выглядели на свои двадцать восемь, но шансы, что нам что-то продадут, повысились.
Уловив мое недовольство, Ал фыркнул и поудобнее перехватил сумку.
– Я не буду сегодня воровать, не переживай так. Мне ничего не надо.
«Мозги, разве что?» – вяло подумала я и сказала это вслух.
Продолжая переругиваться, мы вылезли из вагона, попрощались с ребятами и двинулись вдоль путей. Дул ветер и накрапывал дождь, настроение вполне отвечало погоде: было отвратительным. И хотя мы достаточно удалились от поезда, я слышала крики «живых овощей».
Как на нас никто еще не устроил облаву? С такой «сиреной» не спрячешься, а мы каким-то чудом скрывались несколько лет. Может, благодаря Карвен, из-за которой железнодорожная колея до сих пор слыла аномальной зоной. А может, потому что кто-то перегородил колючей проволокой и старыми