– Здрав будь, молодец, – проскрипел рядом чей-то голос и вырвал Федьку из раздумий.
Встал он на месте, огляделся: а уж и лес совсем незнакомый, ели кругом разлапистые, мрачные, средь игольчатых веток паутина невесомо болталась, жертву свою поджидая. От тропки и не осталось уж ничего, потерялась она в кочках да шишках, а кусты обступили плотной стеной, что, казалось, и вздохнуть нельзя, как они давили. И солнца не видать, а в полумраке этом стояла перед ним незнакомая старуха. Сколько ей лет было, он и подумать не мог – слишком высока, слишком худа, одни кости, считай, кожей обтянутые. Седые волосы растрепались, на ворох истлевших листьев походили, нос длинный крючковатый, губы ниточкой, почти и не видны. А вот глаза… Увидал Федька один-единственный её глаз да так и обмер. Похолодело все внутри, рёбра сжались, сердце заколотилось.
– Уйди от меня! Пойди прочь! – замахал он руками, зажмурился, да только разве ж прогонишь Лихо так запросто.
Прыгнула к нему косматая, забралась на спину, будто заплечный мешок, острыми руками за шею обняла и принялась наговаривать. От сухого её шёпота в голове Феди мысли одна темней другой появлялись, и будущее его таким безрадостным вдруг показалось, таким пустым и серым, что выть хотелось. Открыл он глаза, а рядом уж и нет никого. Повертелся Федька на месте, повглядывался в сумрак… Никого.
– Привидится же, – вздохнул он да и пошёл в деревню.
Но не было с того дня у Феди никаких радостей, вспыхивали светлые чувства в груди, да тут же и угасали, будто слизывал их кто, загребал своими руками, прятал в тёмные уголки. Смурной он ходил, сердитый, на мать огрызался, братьям-сёстрам малым подзатыльники отвешивал.
– Вот вернётся батька, всё ему расскажу, – обиженно сказала однажды Маруся, самая младшая, самая его любимая, – получишь ты тогда.
А Федька и рад бы приласкать да приголубить сестрёнку, но словно забыл, как это делается. Скрипнул он зубами, развернулся и ушёл на двор, громко дверью хлопнув. Пнул ведро, покатилось оно колобком по траве, выплёскивая воду, уткнулось в забор. А тот покосился, разъехавшиеся доски грустно смотрели на округу: на нём не так давно злость свою Федька вымещал, да так и не починил до сих пор. А всё почему? То Анюта его ненаглядная по дороге с Митькой под ручку шла, заливалась смехом… Кто ж тут выдержал бы.
Но легче-то не было Феде, и Лихо за его спиной всё сильнее становилось, упитаннее. Ведь каждый день он кормил свою незваную гостью дурными мыслями. А она ему вместо благодарности всяческие неприятности чинила: то он споткнулся на ровном месте да чуть ногу не вывернул, то о косяк головой брякнулся так, что чуть искры из глаз не посыпались, а то и едва руки не лишился, топором мимо полена замахнувшись. Мать только вздыхала да охала, братья от него прятались, шептались, переглядывались. Одна Маруся не боялась