– Иди-иди, не бойся. Меня Олеся зовут.
Она помогла гостье подняться, завела в дом. Вошла Алёнка и ахнула – разве ж скажешь, что эта развалюха внутри такая? Брёвна ровнёхонькие, так и светились будто, над окном развешены пучки трав – василёк, чабрец да иван-чай, а запах от них какой – сладкий и дурманящий, но в то же время острый и пряный. Лавка мшистым ковром аккуратно застелена, по углам чертополох сухой наложен, над дверью – пучок полыни. Стрекотали в застенках сверчки да шуршали короеды.
Пригласила Олеся девушку к столу, налила в широкую чашу жёлто-зелёную водицу.
– Выпей, – легонько подтолкнула рукой, и Алёна губами приложилась.
Посмотрела на лесную кудесницу с тревогой, боялась сделать глоток.
– Пей же, легче станет.
Воспоминания послушно нахлынули и острым лезвием резанули. Чем теперь пустоту в душе заполнить? Как веру в людей вернуть?
Алёнка зажмурилась и залпом выпила горьковатый отвар. Олеся вдруг расхохоталась, закружилась по избе.
– Свободна я теперь! Свободна!
Подбежала к Алёне, уставилась прямо в её синие глаза.
– Триста лет я здесь жила, под заклятьем колдовским, и не уйти дальше версты. Думала, умру со скуки – народ редко жаловал. А кто приходил, так пужались, убегали сразу. Кроме тебя, – она щёлкнула девчушку пальцем по носу. – Мучайся теперь, – и вылетела прочь, только задорный её смех по округе разносился.
Алёнка же стояла, как неживая, с места сдвинуться не могла, будто приросла к дощатому полу, а неведомая сила разливалась по телу, древние знания пробирались в разум. По стеклу деревья веточками постучали, приговаривая:
– Ты теперь наша хозяйка. Настоящая… Тебе наш дом открылся…
И забыла Алёна свои горести, заросла сердечная рана, а на губах заиграла едва заметная улыбка. Есть теперь у неё предназначение – следить за избой, чтоб не становилась она больше заброшенной, хранить спокойствие леса и помогать заплутавшим. Твёрдо решила, что любой путник получит здесь кров и еду, и будут огоньки дома спасительным маяком…
Лесная ведьма
Глянул Богдан на жену сердито да ушёл из дому, громко хлопнув дверью. Что за напасть? Седьмые роды – и снова девка! Кто ж в доме останется, коли все бабы с женихами упорхнут? Рабочие руки в семье никогда не лишние. А Любава лишь улыбалась грустно да на дочку, тихо сопевшую на груди, насмотреться не могла.
Семь лет с той поры минуло. Любава так и не смогла подарить мужу сына. Старшей дочери уже пятнадцать – пора замуж отдавать, да никто брать не торопился. Остальные тоже вот-вот повзрослеют. Все девчушки, как одна: светловолосые, голубоглазые. Только младшая – с золотыми кудрями и зелёными глазами. Шептались в деревне, мол, ведьма она, и что на доме Богдана проклятие – не зря не дали боги сына. Стороной обходили – боялись, но всё ж грозились показать истинное лицо Рады, вывернуть наизнанку