С появлением христианского бога вся волшебная сила перешла к нему. Не осталось споров между богами за власть, как в античности, где выше богов была судьба. Бог в монотеизме – это абсолютная сила, вследствие этого качество чудес нарастает. Для Бога теперь нет ничего невозможного. Над ним нет других богов, над ним не властна судьба – он сам судьба. Так возникло религиозное чудо.
Однако в эпоху Средневековья рассказы о чудесах были настолько традиционны, что со временем наступило пресыщение. Ле Гофф иронически констатирует их девальвацию, «нарастание своего рода скуки, охватывавшей людей Средневековья при появлении святого: ибо стоило тому появиться, как все уже знали, что он станет делать. … приумножать хлебы, воскрешать мертвых, изгонять демонов» (Гофф 2001, c. 48). С этим вынужден был согласиться и Рудольф Отто: «чудо блекнет, Христос, Мухаммед и Будда равным образом отказываются от имени «чудотворца», а Лютер отвергает «внешние чудеса» как «фокусы» или «яблоки и орехи для детишек» (Отто 2008, с. 112). В связи с этим уместно вспомнить замечание Гегеля о том, что «удостоверение с помощью чудес есть, однако лишь первый, случайный образ веры. Подлинная вера покоится в духе истины» (Гегель 1977, с. 309). Поэтому в Новом завете наблюдается рационализация, морализация и очеловечивание идеи Бога (Отто 2008, с. 135), однако при этом, например, «в католицизме чувство нуминозного живо и сильно в культе с его символикой таинств, в апокрифической по форме вере в чудеса и легенды» (Отто 2008, с. 151).
В исламе наблюдалась похожая ситуация. Там чудеса изначально были разделены на два типа: муджизе и керамет. Первый тип – это чудеса пророков, они всегда носили глобальный характер (например, пророк Мухаммед пальцем разделил луну на две части). Эти способности были даны пророкам Богом для проповеди истинной веры. Керамет – чудеса святых, данные им в знак их праведности, поэтому они не подлежали разглашению.6 Таким образом утверждалась скромность чудес святых, а в официальной позиции Ислама они вообще были запрещены. Это объясняется попыткой продлить веру в чудеса, спрятав их от критического взгляда.
Эпоха Просвещения поставила своей целью развенчать фантастическое. Например, Д. Юм в эссе «О чудесах» писал о нём как о сознательном обмане человека. «Чудо может быть точно определено как нарушение закона природы особым велением Божества или вмешательством какого-либо невидимого деятеля» (Юм 1995, с. 156). Легковерие слушателей или читателей «поощряет бесстыдство рассказчика, а его бесстыдство побеждает их легковерие» (Юм 1995, с. 160). Юм был уверен, что все религии признают значение веры, а не разума, который может пошатнуть основы религии.