Ногу пронзила боль. Я повернул к дому.
Он оказался еще более ветхим, чем запомнился мне с первого раза. Половину его обнесли лесами, некрашеные ставни на окнах свисали, как крылышки мертвых насекомых. Землю у основания стен испещрила облупившаяся известковая штукатурка, до того раскрошившаяся, что больше напоминала непригодный для облицовки жилища песок. Кто-то сделал слабую попытку починить осыпающуюся каменную кладку, но работа была заброшена. Причем давно – леса успели заржаветь, как и валяющееся под ними долото. Когда я пошевелил его костылем, на камнях остался его четкий отпечаток.
Дверь в кухню была открыта. Смахнув с глаз пот, я постучал в створку.
– Эй!
Мне никто не ответил. Повернув назад, я заметил еще одну дверь в стене, некрашеную и покоробившуюся. Опираясь на костыль, я снова постучал, а затем осторожно открыл ее. Дверь скрипнула на несмазанных петлях. Внутри было темно, и даже с порога ощущался тянувшийся из помещения промозглый холод.
– Что тебе надо?
Я повернулся, изобразив при этом сложную танцевальную фигуру и стараясь не упасть и удержаться на костыле и здоровой ноге. Из-за конюшни материализовался отец Матильды. На его плече висел холщовый мешок, из него высовывалась окровавленная кроличья нога. В руках направленное в сторону ружье, что меня встревожило.
– Оглох? Я спросил, что тебе надо?
При дневном свете он выглядел старше лет шестидесяти, с бурыми старческими пятнами на лбу и руках. Это был невысокий, коротконогий, с длинным торсом и все еще крепкий мужчина.
Прошло несколько мгновений, прежде чем я обрел равновесие, стараясь не смотреть на его ружье.
– Ничего.
Он покосился на открытую дверь за моей спиной.
– Что ты здесь шныряешь?
– Захотелось попить воды.
– Кран в амбаре.
– Знаю. Вот решил подышать свежим воздухом.
– Ты только что сказал, что тебе захотелось пить. – На фоне обветренной кожи его светло-серые глаза казались осколками загрязнившегося льда. Взгляд остановился на костыле и стал суровым. – Откуда ты его взял?
– Нашел на чердаке.
– Кто тебе разрешил им пользоваться?
– Никто.
Я не понимал, почему защищаю Матильду, но мне казалось неправильным взваливать вину на нее. Чем агрессивнее старик выпячивал подбородок, тем больше я опасался его ружья.
– Решил, что тебе все дозволено? Что еще собираешься стащить?
– Нет, я не… – Мне вдруг расхотелось спорить. Солнце так сильно жгло, что