– Извините.
Греттен слушала музыку с детским восторгом, кивая в такт ритму. Ее лицо казалось мне почти безукоризненным, если не считать горбинки на носу. Но без этого изъяна ее красота была бы пресной. Я включил еще одну дорожку, а когда она закончилась, Греттен не могла скрыть разочарования. Но вдруг, снова засмущавшись, сняла наушники.
– Спасибо.
– Вы можете скопировать себе этот альбом.
Она опустила голову.
– Не получится. У нас нет компьютера. Даже плейера не осталось после того, как старый сломался.
Здесь жили, словно в другой эпохе. Подобное существование не очень подходило этой девушке. И уж если на то пошло, ее сестре тоже. Однако я не жалел, что ферма отрезана от внешнего мира.
– Как же вы развлекаетесь?
Греттен дернула плечом.
– Смотрю телевизор, гуляю с Мишелем.
– Сколько вам лет?
– Восемнадцать.
Старше, чем я подумал. Нет, она выглядела на свои годы, просто была в ней какая-то подростковая девичья незрелость.
– У вас есть друзья?
– Здесь живут ребята по соседству. – Греттен начала наматывать на палец провод наушников. Затем недовольно фыркнула. – Папа не разрешает мне встречаться с городскими. Говорит, что там одни идиоты и не следует тратить на них время.
Почему-то ее слова меня не удивили.
– Вам не скучно?
– Иногда. Но это папина ферма, и если я здесь живу, то нужно выполнять правила. Во всяком случае, бо́льшую часть времени.
Греттен лукаво покосилась на меня. Ждала, чтобы я спросил, что означает: «большую часть времени». Но я промолчал.
– Вчера вечером он рассердился из-за того, что вы нарушили правила?
Ее симпатичная мордашка сморщилась.
– Это вина Матильды. Ей нужно было рассказать отцу о вас. Она не имела права хранить все в тайне.
– И вы решили сообщить ему?
– А разве нельзя? – Греттен задиристо вздернула подбородок, став на какое-то время на удивление похожей на отца. – Матильда вечно мной распоряжается, говорит, что можно, что нет. Но как только вы очнулись, справедливость требовала, чтобы отец все узнал. Это его ферма, а не ее.
Я не собирался с ней спорить – достаточно хватало своих проблем, чтобы встревать в их семейные распри. Но вдруг почувствовал, что Греттен сидит ближе ко мне, чем минуту назад. Я ощущал тепло ее рук.
– Вам лучше уйти, прежде чем вас хватятся. – Я отобрал у нее наушники и, отложив в сторону, отодвинулся.
Греттен с удивлением посмотрела на меня, но встала.
– Можно, я еще как-нибудь послушаю?
– А что скажет ваш отец?
Она пожала плечами.
– Он не узнает.
Вот так-то она слушалась папу. У меня сложилось впечатление, что Греттен подчинялась лишь тем из папиных правил, которым хотела. Направляясь к люку, она покачивала бедрами. Я отвернулся и сделал вид, будто занялся наушниками. Когда ее шаги стихли внизу, вздохнул и снова вставил их в уши. Стало жаль Греттен, но не хотелось, чтобы