а из Тауэра, этой передней смерти, – до Вестминстера. Поэтому она всегда будет считать власть чем-то текучим, а все надежное будет казаться ей призрачным; Елизавета держит корону и скипетр очень осторожно и испуганно, словно они сделаны из стекла и могут в любой момент выпасть из рук; да и вообще, всю свою жизнь она проводит в тревоге и нерешительности. Все портреты убедительно дополняют дошедшие до нас сведения о ее характере: ни на одном из них у нее нет твердого взгляда гордой, истинной властительницы, ее нервозное лицо всегда словно бы пронизано страхом и напряженó, будто бы она всегда начеку и ждет чего-то, на губах ее ни разу не промелькнула самоуверенная улыбка. Ее бледное лицо, робкое и высокомерное одновременно, возвышается над помпезной напыщенностью расшитых драгоценными камнями платьев, и королева мерзнет, перегруженная всей этой роскошью. Хорошо чувствуется: оставшись наедине с собой, сбросив царское платье с костлявых плеч, сняв румяна со своих впалых щек, она лишается всего величия, становясь обыкновенной несчастной, расстроенной, рано постаревшей женщиной, одиноким человеком, с трудом справляющимся с собственной бедой и еще меньше – с миром. Столь робкая позиция может казаться не слишком героической для королевы, а вечная медлительность и колебания, неумение решиться тоже не прибавляют величия; однако величие Елизаветы как правительницы находится совершенно не на романтическом уровне. Ее сила проявлялась не в дерзких планах и решениях, а в тяжелом, тщательном, постоянном труде приумножения и обеспечения, накапливания и собирания – совершенно мещанские, хозяйственные добродетели: именно этот ее недостаток, ее пугливость, ее осторожность приносят пользу государству. Ибо если Мария Стюарт живет для себя, то Елизавета – для своей страны; будучи реалисткой, она относится к своему правлению как к работе, а Мария Стюарт, будучи натурой романтической, воспринимает свое царствование как совершенно необязательное призвание. Обе они сильны, и обе по-своему слабы. Если для Марии Стюарт ее героически глупая дерзость оборачивается злым роком, то колебания и нерешительность Елизаветы в итоге приносят последней выгоду. Ибо в политике неспешная настойчивость всегда одолевает неудержимую силу, продуманный план – план импровизированный, а реализм одерживает верх над романтизмом.
Однако в этом сражении двух сестер противоположность кажется еще глубже. Елизавета и Мария Стюарт совершенно противоположны не только как королевы, но и как женщины, как если бы природе захотелось воплотить великое противоречие всемирной истории в двух великих личностях, отточив его до мелочей.
Мария Стюарт – истинная женщина, женщина до мозга костей, и самые важные решения в ее жизни принимались именно из этого, подспудного источника ее женственности. Нельзя сказать, чтобы она всегда была натурой страстной, обуреваемой одними лишь желаниями, – напротив, первое, что бросается в глаза в характере Марии Стюарт, – это ее
