зародыш всех остальных тайн ее характера. Вся пронзительность, неустойчивость, суетливость, непостоянство ее нервов, погружающие ее в мерцательный свет истерии, неравномерность, непредсказуемость ее решений, вечные метания из огня да в полымя, колебания между «да» и «нет», все комедийное, утонченное, коварное и, не в последнюю очередь, то кокетство, которое сыграет злую шутку с ее королевским достоинством, – все это происходит исключительно из ее неуверенности. Эта до глубины души израненная женщина начисто лишена умения чувствовать, думать и действовать однозначно и естественно, никто не может рассчитывать на нее, и меньше всех уверена в себе она сама. Но, даже несмотря на изувеченность в самых потаенных областях тела, несмотря на нервные метания, несмотря на опасную склонность к интригам, Елизавета никогда не была жестокой, бесчеловечной, холодной и суровой. Вряд ли можно было ошибиться сильнее, мыслить поверхностнее и банальнее, нежели представляя ее схематичный образ (который перенял в свою трагедию Шиллер), когда Елизавета будто бы играла с мягкой и беззащитной Марией Стюарт, как хитроумная кошка с мышкой. Любой, кто посмотрит глубже, почувствует в этой одинокой, замерзающей в одиночестве посреди своей власти женщине, лишь мучающейся в истерике со своими недолюбовниками, ибо никому не может она отдаться полностью и бесповоротно, потаенное, скрытое тепло, а за всеми причудами и вспышками – искреннее желание быть великодушной и доброй. Насилие всегда претило ее пугливой натуре, она предпочитала избегать его, спасаясь мелкими, раздражающими дипломатическими уловками, безответственной закулисной игрой; прежде чем объявить войну, она колебалась и трепетала, любой смертный приговор камнем ложился на ее совесть, и она прилагала все усилия к тому, чтобы сберечь мир в своей стране. Если она боролась с Марией Стюарт, то лишь потому, что ощущала (не без причины) угрозу с ее стороны, однако же предпочла бы уйти от открытой конфронтации, ибо по природе своей была лишь игроком и притворщицей, но отнюдь не бойцом. Обе они, Мария Стюарт – из чувства непринужденности, Елизавета – из пугливости, предпочли бы худой мир. Однако расположение звезд не допускало простого сосуществования. Презрев внутренние побуждения отдельных людей, историю человечества часто пишет другая, более сильная воля, играя с ним в убийственную игру.
Ибо за всеми внутренними различиями между этими личностями, словно призрачные тени, встают великие противоречия той эпохи. Не случайно Мария Стюарт была сторонницей древней, католической религии, а Елизавета – защитницей новой, реформаторской; и выбранная ими сторона лишь символизирует, что обе королевы воплощали в себе совершенно различные мировоззрения: Мария Стюарт – отмирающий, средневековый мир рыцарства, а Елизавета – начинающуюся эпоху нового времени. В их противостоянии вершится битва за наступление новой эры.
Мария Стюарт – и именно это делает ее образ таким романтическим – стоит за
