Корабль оказался старым итальянским судном на угольном горючем, он неофициально курсировал между Аденским заливом и восточной частью Средиземного моря.
Томный итальянец-капитан, скучая, выскребал грязь из-под ногтей, а Анри Дюваль, трясясь от страха, стоял перед ним.
Так прошло несколько минут, затем капитан резко задал какой-то вопрос по-итальянски. Ответа не последовало. Он попытался спросить по-английски, затем по-французски, но результат был тот же. А Дюваль давно забыл то немногое, что знал по-французски от матери, и его речь представляла сейчас смесь арабского, сомалийского и амарикского языков, с отдельными словами и буквами из семидесяти языков и вдвое большего числа диалектов, существующих в Эфиопии.
Обнаружив, что поговорить не удается, капитан безразлично пожал плечами. Безбилетники не были новостью на его корабле, и капитан, не обремененный соображениями морали при соблюдении морского закона, велел поставить Дюваля на работу. Он намеревался высадить безбилетника в очередном порту.
Однако капитан не предвидел того, что Анри Дювалю, человеку без родины, будут решительно отказывать в разрешении иммиграционные чиновники в каждом порту, включая Массауа, куда корабль вернулся через несколько месяцев.
По мере того как возрастал срок пребывания Дюваля на борту, возрастало и возмущение капитана, и по прошествии десяти месяцев он вызвал боцмана. Они решили, что боцман через переводчика объяснит Дювалю: жизнь безбилетника неизбежно станет невыносимой и рано или поздно он будет рад удрать с судна. И действительно, приблизительно после двух месяцев тяжелой работы, избиений и полуголодного существования Дюваль именно так и поступил.
Дюваль отчетливо помнил ту ночь, когда он тихо соскользнул по трапу итальянского судна. Это было в Бейруте, в Ливане, крошечном буферном государстве между Сирией и Израилем, где, по преданию, святой Георгий в свое время убил дракона.
Дюваль как пришел на судно, так и ушел с него – в темноте, и уход его был легким, потому что ему нечего было брать с собой и у него не было никакого имущества, кроме рванья, служившего ему одеждой. Сойдя на берег, он сначала побежал по верфи, направляясь в город. Но при виде человека в форме на освещенном пространстве впереди он занервничал и кинулся назад в поисках укрытия в темноте. Проведенное затем расследование показало, что верфь была окружена забором и охранялась. Дюваль почувствовал, что дрожит, – ему исполнился двадцать один год, он был слаб от голода, невероятно одинок и отчаянно напуган.
На его пути вдруг появилась новая тень. Это был корабль.
Сначала Дюваль подумал, что вновь оказался у итальянского грузового судна, и первым побуждением его было укрыться на борту. Уж лучше терпеть привычные мучения, чем сидеть