Наше кино оказалось на пепелище: в условиях полной экономической разрухи, политических разочарований, бандитизма, наступления «денежного мешка»; нагло разрастающегося бандитского «блеска» одних, очень немногих, и вопиющей нищеты всех остальных.
На этом гноище нас затопила «пена» американского кино. Но российское кино довольно быстро вышло из состояния растерянности и бросилось догонять американцев. Догонять мы умеем. Даже перегонять. Этому нас научила история. Но без компьютерных технологий, баснословных денег наше кино могло подражать лишь самым низкопробным вариантам. И несмотря на все уродства нашей жизни, наше киноискусство стало стремительно опережать жизнь. Судя по нашим новым фильмам, у нас ничего не осталось в жизни, кроме погонь за деньгами, за преступниками; убийств, секса, пошлости, уродств, криков, грязи, грубости, слэнга, мата.
Это не так, но нас – нашу молодежь приучают к этому, как к норме жизни, загоняют ее в эту норму. В фильмах, где постановщик старается избежать сцен насилия и откровенного секса, нужны другие эффекты: красивые лица, красивые костюмы, красивые пейзажи, неожиданные пассажи… В результате нередко получается кукольный театр: живые красивые нарядные длинноногие куклы, чаще голубоглазые блондинки – так модно, или в подражание американцам, а длина ног важнее глубины души… Направляемые кукловодом, они совершают какие-то действия. Именно действия, а не поступки. Действие – это рефлекс, условный или безусловный, вызванный обстоятельствами. Поступок – это категория нравственная, это результат работы души, работы ума и сердца. Новое искусство исключает эти категории из арсенала своих средств.
Наверное, не просто разбудить пустые души, наполнить их, развить. Сейчас абитуриенты, поступающие в ГИТИС, не знают, что такое «Мертвые души», «Преступление и наказание». Они не могут назвать имен великих австрийских, немецких композиторов. (Это сказал на ТВ Андрей Юрьевич Хржановский – режиссер, друживший с Ахматовой, Бродским, Феллини.) Что это? Вырождение? Компьютерные игры? Школа? Наше общество? Деньги? Секс?
Студенты театральных вузов не читают Станиславского – они читают Фрейда, Маркиза де Сада…
Когда смотришь на записи игры старых великих актеров дореволюционной России (этих записей сохранилось чрезвычайно мало) или на игру замечательных великих мастеров советского кино и сравниваешь их с игрой актеров сегодняшних (многие из которых, наверное, талантливы) – их герои: ворье, дельцы, следователи, убийцы, бандиты: и даже их любовь, украшенная сексуальными «цветочками», – всё кажется плоским, как газетные раскрашенные листы, как ТВ-шоу. И фильмы часто кажутся