Реинтерпретация, которую предлагают все эти авторы, состоит, следовательно, в том, что всякая юрисдикционная власть должна быть светской по определению: Церковь обладает властью, но не господством (dominion). Поэтому неправильно говорить, что они приняли и четко сформулировали «учение о двух мечах» (Hughes 1965, p. 235). Конечно, иногда они продолжают пользоваться этой терминологией, но при этом обычно разъясняют, что имеют в виду только право Церкви на сохранение за собой jurisdictio poli. По словам Гардинера, меч должен применяться священниками только в «проповедовании и отлучении», но не в какой-либо юрисдикции вне Церкви (Gardiner 1930, p. 107). Церковь не может притязать на другие полномочия, ибо это отняло бы у короля власть «вмешиваться в половину человеческих дел», а потом заставило бы его «пренебрегать почти всеми вещами» (p. 107). Из этого следует, что различение potestas ordinis и potestas jurisdictionis отождествляется с различением духовной и мирской власти, а понятие духовной юрисдикции вообще теряет смысл (Baumer 1940, p. 67).
Хотя труды этих авторов несомненно ставили королевскую супрематию на надежный теоретический фундамент, Кромвель в скором времени понял, что пропагандистская кампания не может ограничиваться сочинениями такого рода. Все это были юридические трактаты, написанные на латыни и вряд ли способные убедить или разубедить тех, кто не принадлежал к духовенству и миру образованных людей. Кроме того, вскоре после выхода этих трудов политическая ситуация изменилась в двух важных отношениях. Во-первых, в 1536 г. папа Павел III наконец согласился созвать Вселенский собор для рассмотрения вопроса о реформе католической церкви. Это создавало трудности для таких теоретиков, как Сампсон, Фокс и Гардинер. Они отрицали власть папы, но склонялись к умеренному концилиаристскому тезису о том, что, как разъяснял Фокс, от «Святого Собора» Церкви все еще можно ожидать «истины и справедливости» (Foxe 1548, fos 10, 24). Во-вторых, как мы видели, в 1536 г. в Англии ширилось недовольство политикой правительства: Поул развернул критику короля на теоретическом уровне, а на уровне практическом сомнения людей в новых порядках нашли выражение в движении Благодатного паломничества.
Кромвель отреагировал на новую ситуцию двояко. Прежде всего, он выразил готовность занять еще более твердую лютеранскую позицию, сделав орудием политической пропаганды Библию. Как мы видели, еще Тиндейл показал, что авторитет Нового Завета можно использовать для защиты концепции истинной Церкви, проповедующей и обращающей, а ее лидеры ничуть не меньше, чем обычные граждане, несут абсолютную обязанность не противиться светским властям. Кромвелю была близка эта позиция, и он поддержал первое издание Библии на английском языке. Некоторые его биографы даже считают, что его служение делу Реформации диктовалось не тактическими или политическими, а подлинно религиозными мотивами