Поэтому правильнее было бы говорить, как, например, заявляет Элтон, что политика Кромвеля носила революционный характер и что применение, которое он нашел традиционному понятию «имперской» власти короны, представляло собой подлинную новацию (Elton 1956, p. 88). Это не означает, что в то время не было сделано все возможное для того, чтобы затушевать новаторский характер этого понятия. Кромвель дважды помешал королю сформулировать Акт об апелляциях таким образом, чтобы стала видна новизна его идеологических требований, и убеждал читателей преамбулы, что ее аргументы «не раз приводились и выражались» в «подлинных древних историях и хрониках» (Elton 1960, p. 344). Однако принимать эти аргументы за чистую монету значило бы дать себя обмануть тюдоровской пропаганде, к чему в свое время, несомненно, и стремился Кромвель. Несмотря на то, что в Акте используется «язык Средних веков», в двух важнейших пунктах употребление этого языка носит революционный характер. Во-первых, полностью отвергается идея, что английская Церковь – всего лишь ветвь «католической» (то есть вселенской) Церкви, расположенной в Риме: Церковь в Англии становится Церковью Англии. Во-вторых, появляется вполне современное понятие политического обязательства: именно в этот момент, и никак не раньше, светские правители получают возможность легитимировать притязание на то, чтобы считаться единственной юрисдикционной властью на своих землях и тем самым – единственным законным объектом политической лояльности подданных.
Принуждение к Реформации
Последний и решающий этап в эволюции лютеранства как политической идеологии наступил, когда светские власти, поначалу не проявлявшие большого интереса к этой ереси, потребовали от подданных подчиниться новым церковным порядкам. В Дании и лютеранских районах Германии этого удалось добиться без особых усилий. Как мы видели, Реформация в Германии была в значительной степени движением «снизу», поэтому там не было нужды в специальной кампании принуждения. Реформация в Дании по большей части проводилась «сверху», но, поскольку она пришлась на конец долгой гражданской войны, была принята быстро и с облегчением. Однако в Швеции и Англии, прежде чем был достигнут успех в насаждении новой ортодоксии, правительству пришлось сделать еще два шага: во-первых, заставить замолчать самых непримиримых противников новых порядков; и, во-вторых, убедить население, нередко отличавшееся упрямством и плохо осведомленное о переменах, в необходимости принять и одобрить реформы.
Введение монаршей супрематии в Швеции натолкнулось на противодействие ближайших советников короля. Главные сомнения высказали в 1539 г. канцлер Ларс Андреэ, а также некоторые видные представители Церкви, в том числе Олаус Петри. Более опасной угрозой два года спустя стало вспыхнувшее в отдаленной южной провинции Смоланд восстание во главе с Нильсом Дакке. Протесты были жестоко подавлены. Сомнения, которые выразили Андреэ и Петри, привели к слушанию их дела в начале 1540 г. сенатским трибуналом,