Я мог думать только о конце и ждал лишь той минуты, когда можно будет покинуть храм, спуститься по его ступеням на землю и выйти в долгожданный мир.
Времена года менялись, и я переходил из класса в класс. По мере взросления я ощущал всё больший внутренний дискомфорт. Я не был своим ни в церкви, ни за её пределами и это осложняло мою жизнь и наполняло её тревогой и беспокойством. Я старался об этом не думать, надеясь на то, что это временное и скоро обязательно пройдёт. Но чувство это так и не проходило.
Я продолжал исправно читать молитвы, думать о Боге и ходить с матерью в храм, но чего-то важного в моей жизни по-прежнему не хватало. Я не понимал, в чём дело и, даже выполняя необходимые предписания, чувствовал себя виноватым. Казалось, надежды, возложенные моей матерью на меня, не оправдались, а идеал, к которому она стремилась – недостижим. Я старался изо всех сил, но что бы я ни делал, я не мог избавиться от мысли, что подвожу её.
Многочасовое стояние в церкви по-прежнему утомляло меня, но даже это было не самое худшее. Атмосфера храма действовала на меня угнетающе и мне всё меньше хотелось туда ходить. Никто не говорил об этом вслух и не афишировал, но каким-то внутренним чутьём я осознавал, что храм принадлежал священникам, а не прихожанам. Он был их домом, а мы были в нём всего лишь гостями. В поведении священства было что-то покровительственное и до обидного снисходительное. Как будто все мы – взрослые и дети – были не более, чем глупыми, нашкодившими детьми, а священники – нашими мудрыми родителями.
Никто вокруг меня, кажется, не возражал против этого, но мне мне это было неприятно. Что-то во мне противилось навязанной мне роли кающегося грешника. Церковь представлялась мне убежищем от беспощадного мира, где каждый мог чувствовать себя в безопасности и общаться с другими на равных. Но это было невозможно. Никакого равноправия между священниками и паствой не было. И с каждым годом мне было всё тяжелее с этим мириться.
Я нигде не чувствовал себя уютно. В стенах школы свобода и равенство были пустыми звуками. Всё было обезличенно и сухо, препарировано и аккуратно разложено по полочкам на долгие годы вперёд. Задача детей была в том, чтобы учиться и не умничать, не отрываться от коллектива, доверять партии и учителям и смотреть в будущее с оптимизмом. Работа учителей заключалась в том, чтобы дисциплинировать вверенных им детей и стирать между ними различия. Они блестяще справлялись с этой задачей.
Мир школы и храма были во многом противоположны друг другу. Они были на удивление разными и в то же время поразительно похожи. И каждый из них на разных языках учил нас одному и тому же: „не смей думать“ и „делай так, как тебе говорят.“
Сколько себя помню, моя мать всегда была верующей. Вера её была основанием её свободы и, чтобы ни случилось, она помогала ей и придавала ей внутренних сил. Мать знала, что меня ждёт – это было то же, через что