К нимфе уж он охладел, но неволей делил с нею ложе
[155] В гроте глубоком ночном; без желанья – с желающей страстно.
Днём же опять уходил на утёс к морю, чтобы поплакать.
Там он все дни проводил, горем душу питая и плачем;
Взгляд, помутневший от слёз, не сводил он с пустынного моря.
Близко к нему подойдя, так сказала прекрасная нимфа:
[160] «О, злополучный, утри свои слёзы! И жизнь горьким плачем
Не сокращай! Я тебя отпустить благосклонно готова.
Вот что: в лесу наруби острой медью деревьев для брёвен;
Брёвна сбей в плот; по краям сбей борта попрочней и повыше,
Чтоб безопасно тебя плот нёс в море капризном и зыбком.
[165] Щедро тебе я вина на дорогу пурпурного выдам,
Щедро дам хлеба, воды, чтобы голод и жажду не знал ты.
Дам я одежды тебе и пошлю тебе ветер попутный,
Чтоб поскорей ты достиг своей милой далёкой отчизны…
Если того так хотят беспредельного неба владыки.
[170] С ними ни разумом мне невозможно тягаться, ни властью».
Так говорила. И страх ощутил Одиссей многостойкий.
Голос возвысив, послал он богине крылатое слово:
«В мыслях, богиня, твоих не отъезд мой, а что-то другое.
Как же могу переплыть на плоту я широкую бездну
[175] Бурного моря, когда нелегко и корабль быстроходный
Может его пробежать, даже с ветром попутным от Зевса?
Нет, против воли твоей не вступлю я на плот ненадежный!
Прежде ты дай мне сама, о, богиня, великою клятву,
Что никакого вреда для меня не замыслила нынче».
[180] Так он сказал. И в ответ улыбнулась богиня Калипсо;
Кудри его потрепав, так сказала, назвав его имя:
«Да, ты, и вправду, хитрец! И твой ум осторожен и тонок,
Если ты с речью такой ухитрился ко мне обратиться!
Что же, клянусь я землей плодоносной и небом широким,
[185] Стикса подземной водой! Эта клятва вовек нерушима.
Страшная клятва, её даже боги нарушить боятся.
Ею клянусь, что тебе никакого вреда не замыслю.
Даже напротив, сама о тебе я заботиться буду,
Как о себе, словно я, как и ты, в положенье таком же.
[190] Я справедлива в душе, и достоинства разум мой полон,
Сердце в груди у меня не железное, знает и жалость».
Кончив, поспешно пошла впереди вида дивного нимфа.
Следом пошёл Одиссей за богинею, быстро шагая,
Смертный с бессмертной; они оба вскоре вернулись в пещеру.
[195] В кресло он сел, где Гермес до него отдыхал, бог-посланник.
Нимфа еды и питья перед ним на столе разложила,
Всё предлагала ему, чем питаются смертные люди.
Села напротив сама перед равным богам Одиссеем.
Дали амброзии ей тут рабыни со сладким нектаром.
[200] Жадные руки они к пище сытной скорей потянули.
После того как едой и питьём голод свой утолили,
Нимфа Калипсо, краса средь богинь, Одиссею сказала:
«Зевсом рождённый