Старчество в годы гонений. Преподобномученик Игнатий (Лебедев) и его духовная семья. монахиня Игнатия (Пузик)

документом этих полевых работ отца Александра «Календарь сельского хозяина на 1913 год». Здесь начиная с мая месяца идут наблюдения отца Александра за погодой. Так, 14 июня отмечено: «температура утром – 10°, в полдень – 18°, вечером – 12°; направление ветра – западное; утром погода ясная, в полдень облачно, ветер». В самую жаркую рабочую пору, с конца июня, записи прекращались до сентября, когда опять идут отметки. Так, под 11 сентября: «утром температура —1°, ясно и тихо». Дальше в календаре идут различные рабочие пометки и в том числе подсчет пахотной земли, урожаев ярового, ржи, картофеля… «Начали пар пахать 1/V, окончили 26/V; занавозили 1/5 десятины и запахали 10/VI».

      А вот и духовный документ «сельского хозяина». На маленьком клочке исписанной со всех сторон бумажки читаем: «27 за литургией принял помысл о поездке в Москву и посему был рассеян, а потом к вечерне и совсем потерял прежнее мирное устроение по нерадению».

      Так шли годы за годами в стенах обители. Подходил к концу 7-й год иноческой жизни отца Александра. Наступил 1915 год; отец игумен Герман в числе других братий представил и отца Александра на пострижение в мантию. В начале 1915 года бумаги были посланы на утверждение Митрополиту.

      О том, что переживал отец Александр, ожидая долгожданного умертвил своего для мира, лучше всего судить по тем его письмам, которые сохранились от этого времени. Батюшка пишет в это время письма в Казань к оставшимся своим руководителям и духовно близким людям.

      «…Приближается день вступления в тот подвиг, – пишет отец Александр к схиархимандриту Гавриилу, – на который Вы меня благословили еще 10 лет тому назад… Поэтому у Вас я прошу Вашего отеческого благословения и святых молитв, да укрепит Господь меня многонемощного и многострастного начать новую жизнь в обновленном духе с неугасающей ревностью о Господе».

      Для отца Александра, уже не нового на пути послушания и отсечения своей воли, постриг в мантию являлся, таким образом, еще одним обновлением, новым подвигом с возбуждением новой неугасаемой ревности и обновленного духа. Поистине, он был, по совету святых Отец, каждый день в монастыре как новоначальный, отчего и имел великий страх и трепет ко всему духовному. Так и совершал он стопы свои к этому вожделенному моменту своей жизни, по любимому изречению своему, «между надеждою и страхом».

      Более пространно пишет о том же отец Александр к игумении женского Казанского монастыря матери Варваре, прилагая к письму и некоторые свои прошения. «По-видимому, наступает важный для меня момент моей жизни – пострижение в мантию, – пишет отец Александр, – извещая о сем, сообщу Вам и желание сердца моего». Говоря далее о том, какое значение в жизни имела для него Казань, отец Александр просит матушку Варвару «не отказать прислать параман, освященный у святой иконы Казанской Божией Матери и на мощах святителей Варсонофия и Гурия, каковой параман будет видимым выражением благословения Царицы Небесной и святителей Варсонофия и Гурия».

      «Нет