Высыпает перед рабом, показывая, куда именно ему встать. Тот вздыхает, опускается на колени.
– Ты что, недоволен? – спрашивает.
– Доволен, госпожа, – спешит уверить раб.
– Оставь его, – говорю, – пусть думает о своём поведении.
Лучше бы крупу дала, честное слово.
– Ну что, – переключается, хватаясь за кнут и начиная поглаживать. – Прошло уже наказание? Покажешь?
– Ладно, – отвечаю, словно бы балансируя на грани недовольства и желания похвастаться. Нет, через полгода ты у меня тут не останешься, тварь. Такие, как ты, жить не должны.
– Антер! – зову. Выходит, в новой одежде, плечи расправлены. Вот таким ты мне ужасно нравишься!
Бросаю взгляд на Олинку. Глаза горят, язык обводит губы. Хорош, хорош, вижу… нравится.
– Ох, и почему я его себе не оставила? – сожалеет. – Раздевайся!
Антер не двигается.
– Олинка, – говорю, – я его хозяйка, он меня слушается.
– Правильно, конечно, – с долей обиды. – Но и меня тоже должен. Ты что, против, чтобы он разделся?
– Он мой! – повышаю голос.
– Не жадничай, всё равно я его уже видела. Ну покажи, хотя бы надпись!
Руки тянутся к пульту, сейчас ведь ни в чём не повинного парня мучить будет, если желанную игрушку не дают.
– Ладно, – говорю, желая убить сразу двух зайцев, – твой тогда пусть тоже разденется.
– Хорошо, – радуется.
– Вставай, – говорю её рабу, – раздевайся.
– Ты тоже, – добавляет Антеру. Оба дожидаются подтверждающего кивка от своих хозяек. Меня тошнит от собственной роли. У Олинкиного раба все колени кровоточат, но уж лучше подняться и раздеться, чем продолжать стоять на этих шипах.
– Давай я его полечу, чтоб тебе меньше забот было, – предлагаю, идя за медиком.
– Да ладно, ну его, – тянет, жадно следя за тем, как Антер раздевается.
Достаю походного медика, парень отшатывается, но перечить боится. Надеюсь, хуже не сделаю… Вручаю ему, пусть сам залечивает, так как похотливые ручки уже тянутся к чёрной надписи, и нужно спасать моё драгоценное имущество.
Олинка приседает, упираясь на колено, с вожделением рассматривает чёрные буквы. Сведу гадость поскорее! Сегодня же перепроверю, делают ли это где-нибудь ещё на чёртовом Тарине.
Ощупывает пальцами, прикасается языком. Антера ощутимо передёргивает. Олинка вскакивает:
– Он посмел выразить неприязнь!
Выхватывает кнут.
– Это мой раб! – осаждаю холодно. – Если бы он не выказывал неприязнь к кому-либо, кроме меня, получил бы уже от меня.
– На, – протягивает кнут. – Накажи сама.
– Не хочу, – отказываюсь. – Он правильно сделал. Это МОЙ раб! – подбавляю истеричных ноток. Олинка предпочитает не настаивать.
– Давай на колени, – командует. Антер стоит. Олинка начинает психовать.
– На колени перед госпожой!
– Я его хозяйка, – напоминаю.
– Так