– Интересно, сколько японцы заплатят Стесселю за сдачу крепости?
– А тебе-то что? Ты свое уже получил.
– Эх, шлепнуть бы его, вражину, за такие дела!
– Раньше надо было шлепнуть. А теперь – смотри в оба, чтоб тебя самого япошки под горячую руку не шлепнули…
На доклад к императору о героической сдаче Порт-Артура Стессель не был допущен. Весть о его предательстве долетела до столицы еще до его прибытия. Так что, как только генерал появился в Питере, он был арестован, разжалован и предан суду.
Изучив все материалы дела, опросив десятки свидетелей, суд вынес суровый, но справедливый приговор – труса и изменника расстрелять. Однако по ходатайству сильных покровителей этот приговор был заменен на десятилетнее заключение в крепости.
Но и тут ему в очередной раз повезло. За него замолвила слово сама императрица.
– Ах, Ники! Ну что ты держишь этого милейшего человека в крепости! – как-то, улучив удобный момент, подкатила к мужу Аликс. – Ты знаешь, за него хлопочет так много уважаемых людей… А главное, сам Митя-Гугнивый просит за него. Он говорит, кто плохое помянет – тому глаз вон, а кто прощает – тому и зачтется. Отпусти его, Ники, сделай доброе дело, ну что тебе стоит!..
И Ники, как всегда, послушно уступил.
Так, просидев в тюремной камере чуть больше года, по высочайшему повелению государя императора изменник и трус был амнистирован и отпущен на все четыре стороны.
Шли проведать мы царя…
Отец Георгий взглянул на часы. Обе стрелки застыли на цифре шесть. «Вот и утро! – вздохнул он. – Как быстро пролетела эта ночь!» Он встал, прошел в угол комнаты, где перед образами горел живой огонек лампады, поднял глаза к потемневшей от времени иконе. В колеблющемся, неярком свете, казалось, живые глаза Спасителя смотрели на него со спокойной строгостью и одновременно добротой, проникая в самую его суть.
Отец Георгий опустился на колени и долго молился, не замечая, как слезы текут по его щекам.
«Господи, помоги… Спаси и помилуй нас, грешных…»
Он встал и, словно очнувшись от забытья, взглянул в окно. За ним уже забрезжил тусклый рассвет. Он машинально оторвал листок настенного календаря.
«1905 год. 9 января. Воскресенье – прочел он. – Что ж, пора!..» Что принесет ему, его сподвижникам и России этот день?
Отец Георгий собирался медленно, обстоятельно, словно воин перед боем. Надел чистую рубаху, подрясник и черную рясу. Сверху – тяжелую овчинную шубу с большим воротником и, перекрестившись на образа, вышел из дома.
Когда он на извозчике в сопровождении двух охранников подъехал к нарвскому отделу «Собрания», здесь уже собрались тысячи рабочих.
– Приехал! – пронеслось по толпе, и тысячи взоров обратились к нему.
В центре возбужденно гудевшей, празднично разодетой толпы возвышалась наспех сколоченная из грубых досок трибуна. Возле нее отца Георгия уже