Дьявол. Альфред Нейман

может сопровождать только Даниель, – ответил мейстер.

      Больше им не о чем было говорить. Но когда он ее обнял и взглянул ей в глаза, вмещая в один этот взгляд все, все, что нужно было сказать, он увидел в ее зрачках чуждый, желтый, жестокий огонек. Когда же он обернулся в последний раз, ему представилось чужое лицо куртизанки, без улыбки и милосердия на тонких губах, без любви и без страха. «Это Фиамминга», – сказал он себе, и сердце его сжалось, как от удара ножа.

      Погруженный в свои думы, он и не заметил, что спокойный иноходец кардинала шел все тише и что он невольно заставлял свою лошадь идти рядом с ним. Сопровождавший их небольшой вооруженный эскорт ехал теперь на некотором расстоянии впереди них, и только Даниель Барт держался около своего господина.

      – Пыль, ужасная пыль! – пожаловался Балю, задерживая лошадь. Он поднял свою черную с красной лентой шляпу и вытер лоб. Оливер с Даниелем тоже придержали своих лошадей.

      – У вас неважный вид, мейстер, – сказал кардинал, быстро оглядывая своего спутника. – Вы больны?

      Оливер поднял голову, стараясь собраться с мыслями.

      – Я болен? – переспросил он. – Конечно, нет.

      – Но, может быть, у вас какое-нибудь горе? – осторожно подбирался Балю.

      Неккер посмотрел на него с удивлением. Потом он тихо улыбнулся.

      – Возможно, монсеньор, – сказал он. – Однако наши люди очень нас опередили. Даниель, догони их и скажи, чтобы они нас подождали.

      Барт повиновался. Теперь и Балю улыбнулся.

      – Хорошо, мейстер, хорошо. Нам, может быть, надо сообщить друг другу многое такое, что другим неинтересно знать. – И, говоря так, кардинал задумчиво похлопал своего иноходца по шее. – Я полагаю, мы с вами, мейстер, люди известной опытности, – начал он без колебания. – Конечно, мы не удивим друг друга и тем более не оскорбим, если откровенно рассмотрим подоплеку того, что случилось. Я беру на себя смелость допустить, что вам небезызвестна истинная причина вашего внезапного назначения, мейстер Оливер?

      – Да, конечно, – подтвердил Неккер.

      – Я это знал, – продолжал Балю уже уверенным тоном, – ведь вчерашнюю глубоко драматическую сцену я пережил, – несмотря на то состояние, в котором я находился, – не с одним только пошлым цинизмом, какой я обыкновенно проявляю в подобных случаях; нет, я очень хорошо понял ваше внутреннее состояние и восхитился вашему отпору.

      – А в самом деле, – засмеялся Оливер, – разве вчера вечером я не был чем-то вроде героического моралиста? Весьма редкий образчик в коллекции Людовика, не правда ли, монсеньор?