света, в котором нам шлёт телеграммы
каменный пёс, что из кадра ушёл —
в смысле музыку отсюда увёл.
дом ли скрипит, ощущая прорехи
эти подземные и извлекая
воды свои многоплодные – эти
воспоминания почвы и рая,
где непонятная стая твердеет
окоченев под просмотренным снегом,
после бежит через пропуски неба
или [точнее] становится гневом,
но удивлённым, как только собаки
это умеют, открывшие двери
для мертвецов, что за бок их хватают,
воспоминая отсутствие веры.
Скрипнет оконце чужой фонограммы —
некто его утирает от влаги
с той стороны, где потьма не бездонна,
но терпеливо растёт в красном маке.
«Жук дождя меня во ртах…»
Жук дождя меня во ртах
своих держит, как сапожник,
из травы связав верстак,
где живой, неосторожный
жук себя со мной проносит
в грозди тающей земли —
от игрушек человечьих
сохрани меня, спаси.
«Округлый голос голубей…»
Округлый голос голубей
как парус катится сквозь мячик
январский, никому-ничей,
свои края сказав иначе,
чем я его произнесу
холодной мельницей из пота,
в которой птахи на лету
звенят сквозь дерево потопа,
где отражается десант
из веток нищих и прозрачных,
что плавятся в узлах воды,
как бубенцы её двузначны.
«О, бедная моя природа…»
О, бедная моя природа,
ты в слове плачешь надо мной —
пологая вода, погода,
деревья, тёмный перегной,
два-три прохожих, чьи не-лица
сметёт метель под полый снег,
грачи, снегирь или синица
delete чей растирает смех.
Жена и дым, два-три подростка
собака, что запишет двор,
и ангела просвет-заточка,
что колят левое ребро,
и спиртовые неба гвозди,
забитые в мои ключи —
не говори со мной, стрекозья,
теперь – по множеству причин.
«Невинность предпоследней нас покинет…»
Невинность предпоследней нас покинет
в слезе что, оплатила весь проезд,
сбегая из трамвая человечка,
не чая боле перемены мест,
обозначает мягкий и округлый
беременный, как маменькин, живот
у Бога, что за нас умрёт упруго,
и, что возможно, нас не обождёт.
Опять, опять метла из побережья
темна и высока, а внутрь светла,
опять невинность ей кидает слёзы
которые из птиц сих испекла,
в ком мы, определив себя и место,
шуршим своей бесполой чернотой,
которое веретено и тесно,
а если