Август в Императориуме. Дмитрий Леонидович Лакербай

одинокой посудины рыбака или мечтателя – ведь душа всего лишь колыбель, укачиваемая ближней тысячью звезд! – мимо острова Сантаэро с неспящим и огнеговорящим азартным городом Афродизием, мимо неописуемого в своем многообразии Императориума – к уже знакомым нам скалам, раздваивающим Уран. В полуверсте за ними высятся сероглавые бастионы Картахены – мощной крепости Ордена, контролирующей равнины Омира и целиком содержащейся на Налог Духа¹². Лишь узкие тропинки под самыми стенами, заросшими внизу упоительными бело– и розоцветными бьянкоспино, оставлены для прохода над речными обрывами, и именно по ним – под недвусмысленные шуточки караульных – пробираются к скалам разнополые юнцы. В любую минуту из ворот Картахены готовы выдвинуться силы Ордена: вниз по Олгою, к морскому побережью, или к переправе через Хуанцзы – Шаммураммат как раз на другом берегу.

      Он просто наводнен статуями божеств, подлинные имена которых утрачены или перепутаны, и ускользающе-важное связано с вопросом: есть ли у этих божеств какая-либо форма реального присутствия в Омире, и если да, то не столь же она неисследима, как и потерявшая свое прошлое реальность? Иными словами: не является ли ярость львиной гривы с пятью рубиновыми кабошонами, принадлежащей козлоногой Шаммураммат, свидетельством мести преступному и беспамятному роду человеческому? Или она хотела сказать нам что-то ещё…

      Как бы то ни было, оглядываться поздно – только вперед! Ниже по течению постепенно мутнеющей от плодородного ила Хуанцзы лежит вечно гудящий и дымящий своими ткацкими мануфактурами Флетчер, знаменитый, однако, не только ими, но ещё батиками и гобеленами недавно умершего безумного художника Пиромани, с перепоя, говорят, узревшего в дыму квадратное солнце (может быть, просто посмотрел в темноте в слишком маленькое окно) и с этих пор начавшего, по его же словам, «геометрическое наступление». История поджигающего мир новаторства всегда одна и та же: насмешки толпы и недоумение бомонда, душевные муки, скандалы, запои, притоны, бросившая/брошенная возлюбленная и в конце концов – тот или иной вариант членовредительства, иногда смертельного. Пиромани, по одной версии, облился керосином и запылал во славу Творящего Огня вместе с половиной и без того жидкого окрестного леса; по другой – во имя симметрии разрезал себя на пилораме; по третьей – то и другое разом, причем не по собственной воле; во всяком случае, хоронили его в закрытом гробу. Через пару лет вывески, батики и гобелены Пиромани продавались за такую цену, что хватило бы купить и лес, и пилораму, да и на выпивку бы осталось…

      То там, то тут над разноцветными полями и рощами Центроземья неспешно выныривают из земной бездны длинные китообразные пологие холмы, усаженные серо-белыми проворными стаями шумливых чаек-ветряков, с хлопаньем полотняных крыльев и стукотнёй втулок вечно обсуждающих житейские мелочи… Прожорливые ловцы ветра – а высоко над равнинами обычно кочуют мягкие добрые ветра, ураганы сдерживает Климатерия, –