Вслед за звучным упреком матери – это было выдающееся письмо по семейным меркам Хемингуэев, которые вообще мастерски писали письма[15], – пришло письмо от Эда Хемингуэя, которое и стало настоящим поводом к уходу Эрнеста из дома и являлось лишь бледным подражанием первого. Эд с большим пафосом отправил это письмо Грейс, чтобы она прочитала его и передала Эрнесту. На самом деле, он передал Эрнесту через Грейс не одно, а два письма с приказом покинуть дом; одно было написано в середине июля, после того как Эд вернулся в Оак-Парк с озера, а второе вскоре после этого. Эд описал каждое письмо в письмах к Грейс, которые он отправил наряду с теми письмами. «Я написал Эрнесту, – сообщал он Грейс 18 июля, – и посоветовал ему отправиться с Тедом в Траверс-Сити и поработать за хорошие деньги и хотя бы сократить свои расходы на проживание». Очевидно, письма были настолько маловыразительными, что Эд, в нехарактерной для него манере, не сделал копий, хотя письмо Грейс к Эрнесту о «банковском счете» сохранилось во многих черновиках и копиях среди ее бумаг в Центре Гарри Рэнсома во Техасском университете. Подобным же образом биографы Хемингуэя приняли решение согласиться с версией Лестера – точнее, самого Эрнеста – о том, что Грейс Хемингуэй передала свое вдохновенное письмо сыну в вечер его дня рождения.
Во всей этой кутерьме, умело обрисованной Максом Уэстбруком, исследователем творчества Хемингуэя, изгнание Эрнеста из семейного дома объясняется единственным инцидентом. Урсула, которой тогда было восемнадцать лет, и шестнадцатилетняя Санни сговорились с двумя соседскими детьми, Бобом и Элизабет Лумис, устроить полуночный пикник на озере, на который они пригласили Эрнеста и Теда Брамбэка. Когда миссис Лумис обнаружила, что ее отпрыски и их друзья, бывшие у них в гостях, отсутствуют посреди ночи, она направилась в «Уиндмир». Кровати Урсулы и Санни тоже пустовали. В письме к Эду с описанием этого инцидента Грейс утверждала, что миссис Лумис клялась забрать семью обратно в Оак-Парк, «если только мы не сделаем что-нибудь, чтобы отвадить взрослых мужчин, слоняющихся рядом с детьми». Все это звучит подозрительно похоже на жалобы Грейс, сетующей на неблаговидность отношений взрослого Эрнеста и девочек. Она признавала, что в пикнике «не было ничего дурного, кроме обмана» и «в целом вседозволенности, которую Эрнест прививает мальчикам и девочкам. Он несомненно представляет угрозу молодежи», – драматически писала Грейс.
На самом деле письма, порхавшие между родителями тем летом, свидетельствуют о почти