Доносили истцы про все это воеводе Прозоровскому: дескать, снова затевает что-то Разин, но никто толком не знал что, да и откуда им было знать про тайные думы атамана.
Провожать Разина на пристань пришел сам Прозоровский со своими воеводами, дьяками, стрелецкими начальниками. Князь подвел к Разину своего сотника и сказал как можно громче, чтобы слышали все:
– Вот вам в провожатые стрелецкий сотник Леонтий Плохой с пятьюдесятью стрельцами. Это чтобы по пути вы не натворили худа.
Сменился в лице атаман, заходили желваки на скулах, расширились ноздри, зажглись глаза недобрым огнем, но пересилил он свой гнев и ответил шуткой:
– Зачем нам, воевода, столько провожатых, разве мы сами дороги на Дон не ведаем?
– Волей государя нашего Алексея Михайловича, поплывет с вами охрана, чтобы не учинил ты на Волге лиха, не дурил, не мутил народ.
Хотел Степан резко ответить воеводе, уже и надумал, что скажет, но только сила была на стороне князя. Стиснул зубы атаман, сверкнул глазами, а на открытую вражду не пошел, процедил сквозь зубы:
– Что ж, князь, пусть плывут. Только неуютно им будет с нами. Сам знаешь: не очень-то казаки жалуют служилых.
Ничего не ответил воевода атаману, отвернулся от Разина, стал что-то спрашивать у князя Львова. Затем обратился к Степану:
– Идучи на Царицын, чтобы никаких людей к себе не принимал и на воровство не подбивал. К государевым людям, купцам и другому народу, что плывет по Волге на Астрахань, чтобы не домогался и никакого вреда и обид не чинил, и великого государя Алексея Михайловича опалы на себя не наводил.
От слов воеводы, сказанных принародно, Степана коробило: он еле сдерживался, чтобы не рассердить Прозоровского. Грозно глядел темными очами на князя да в страшной злобе сжимал рукоять сабли.
Видя, что в любую минуту может случиться непоправимое, рассудительный Иван Черноярец постарался как можно скорее увести Разина от воеводы.
– Что, Степан Тимофеевич, отчаливать будем? – громко спросил первый есаул и повернулся к воеводам. – Прощайте! До скорой встречи! – почти крикнул он и, ухватив за локоть, потянул за собой упирающегося Разина на струг. Кровь уже ударила в лицо атаману, он находился на грани безумной вспышки гнева, а в такие минуты был опасен и мог натворить много нехорошего.
– Пора, пора, Тимофеевич! Пора уходить! – приговаривал Черноярец, увлекая за собой атамана.
– Сволочь! Ах ты сволочь! – хрипло вырвалось из горла Разина. – Я тебе покажу провожатых! Всех утоплю, как кутят! Дай только отойти от Астрахани!
Черноярец и Разин поднялись на струг. Есаул облегченно вздохнул, вытер рукавом выступивший от напряжения пот, подумал про себя: «Кажись, пронесло!» – и покосился на атамана.
Разин уже отошел от гнева, во многом благодаря почету и уважению,