Наконец, Степан спросил:
– Ведаешь ли ты, Семен Иванович, зачем созвал я тебя?
– Нет, атаман, – коротко ответил князь.
– Надобно мне знать, воевода, о тайных намерениях Прозоровского против нас, и действительна ли грамота о прощении грехов наших от государя.
Львов резко повернул голову в сторону атамана, брови его вопросительно взлетели вверх, но он промолчал. Атаман не понял: то ли вопрос был неожиданным для князя, то ли очень прост.
Но вот Семен Иванович, улыбнувшись, сказал:
– В грамоте, атаман, не сомневайся, она подлинная. А тайных намерений пока астраханский воевода против вас никаких не имеет. Сдавайте все требуемое в приказную палату и уходите побыстрее на свой Дон.
Атаман хмыкнул:
– Знать, Прозоровский хитростей никаких на нас не уготовил?
– Не уготовил, атаман, живите спокойно, а как справите все свои дела, на Дон с миром уходите.
– Еремка! – крикнул атаман во всю глотку.
– Здесь я, батько, – откуда ни возьмись, появился молодой казак.
– Принеси посулы боярину – те, что я приготовил для него, и проводи потом до коня.
Разин и Львов встали, направились к мосточку, что вел со струга. На прощание Степан сказал князю:
– Семен Иванович! Если что там затеет астраханский воевода Прозоровский, сообщи, пошли верных людей.
Ничего не ответил князь, промолчал, но Степан без слов понял, что воевода согласен ему помогать.
Львов понравился Разину своей степенностью, внутренней силой, ненавистью к Прозоровскому, которую атаман почувствовал. А также ощутил он затаённую в душе князя обиду на московских бояр. Это их объединяло. Хотя о том, что их сближало, не было сказано ни слова.
Уносил славный атаман в душе не только тепло и жалость к простым людям, а также надежду и веру, что он еще вернется в Астрахань, раз здесь ждут его как защитника и избавителя.
Только город скрылся из виду и казаки почувствовали, что воеводы далеко, а они теперь единственные хозяева на Волге, потребовал атаман на свой струг Леонтия Плохого. Сидел Разин в кругу своих есаулов, пил вино за удачный поход. Казаки горланили разудалые песни. Но, как только подвели к атаману сотника, все смолкли. Степан долго в упор смотрел на своего провожатого, затем велел налить служилому чарку лучшего вина.
Небольшого роста, коренастый, добродушный лицом и по складу характера, стрелец Леонтий был наделен опытом жизни и умом. Он понимал, что сейчас от его поведения зависит, может быть, жизнь его и пятидесяти стрельцов. Поэтому, держа чарку в руке, Леонтий низко поклонился атаману и его есаулам и крикнул:
– За славного атамана Степана Тимофеевича!
Грозное лицо Разина изменилось, он широко улыбнулся:
– От бес, сотник, угодил все-таки атаману! А я уж хотел тебя в воду сажать. Больно крепко обидел меня Прозоровский! Да ладно уж – бог с ним! Садись рядом со мной – гулять