– И ты думаешь, ему было страшно?
– Им правил ужас, – глаза Кассандры потемнели. – Кошмары терзали его ночью и днем. Ему казалось, что Небытие зовет его.
– Думаешь, и я чего-то боюсь?
– Я не знаю, ведь ты не рассказываешь, – сказала Кэс и посмотрела на него. – Но иногда ты ведешь себя почти так же, как он.
Дэнтон смотрел на ее лицо и изо всех сил пытался запомнить его, зная, что забудет тотчас, как отвернется. Он даже не мог сложить его в единую картину. Он видел большие глаза и длинные ресницы, затем – узкий нос, бледные губы, но не видел лица. Как бы он хотел увидеть его по-настоящему хоть раз!
– Что? – кажется, на сей раз она смутилась.
– Тебе не нравится, как я смотрю на тебя?
– Мне интересно, о чем ты при этом думаешь.
Дэнтону хотелось бы рассказать. Но эти вещи значили слишком много для него, а для нее означали бы еще больше. И он не был уверен, что на самом деле чувствует.
– Ни о чем, – соврал он, и она это поняла.
Кассандра стянула алый плащ и вернула ему.
– Если я вдруг покину тебя, ты ведь даже не вспомнишь меня, так?
– Я не в силах вспомнить даже родную мать. Но если тебя вдруг не станет, я буду помнить голос.
– И все, что ты вспомнишь – мой писклявый голос?
– Я не виновен в том, что не запоминаю лиц.
– А если говорить не о лице? Что бы ты вспомнил?
Дэнтон не хотел врать. Но и правду он не должен был говорить. Поэтому молчал, а она ждала ответа, пока не устала. А после встала и ушла в темноту.
Дэнтон расстелил попону, лег и укрылся плащом.
VIII
Америя, Кроунгард
Покои короля
Архиепископ Симон тяжело дышал. Он произнес такую длинную речь, что весь раскраснелся и покрылся потом. Юный клирик – мальчик лет десяти – подал шелковый платок.
Эсмунд глубоко вздохнул и посмотрел на хранителя королевских покоев Йоэна, стоящего по правую руку. Тот пожал плечами.
Королевскую приемную наполняли тепло и полумрак. За окнами снова шел дождь. Йоэн задернул изумрудные шторы и разжег камин. Щиты дежурили за дверью. Эсмунд и Симон сидели в мягких креслах друг напротив друга, между ними стоял резной стол на одной ножке, исполненной в виде орлиной лапы.
– Все, что вы рассказали, Симон, любопытно, но и так известно мне, – сказал Эсмунд. – Первый Град и Святой Престол независимы только номинально. Так было всегда. С той поры, как Просветитель спустился на землю, светоч истинной веры горел в кальдийских руках. Но именно Америя – государство, избранное Богом для великих дел.
– Безусловно, ваше, величество, – Симон запивал одышку ягодным соком. – Но, увы, не все…
– Дайте себе отдышаться, ваше святейшество, – перебил хранитель покоев.
Архиепископ обомлел, как будто впервые столкнулся с его грубоватой прямотой. На жирном лице застыло недоумение. Только два человека в королевстве смели прерывать архиепископа всея Америи, и Симон до сих пор не привык, что простолюдин