На закате, в условленный час, у колодца…
И с плеча обнаженного прах дорогой
Соскользнет и, звеня, на куски разобьется!)
Ф, подумав:
– Но в одном-то он неправ.
– В чем?
– Что память исчезнет. Память-то навсегда, да?
Врать не хочется, с правдой тяжело.
– Если ты о папе, то ему повезло.
– Как?
– Память о нем, скорее всего – независимо от нас – надолго. Какой-нибудь мальчик… или девочка… кому он спас руку или ногу – будет его помнить, будет говорить о нем детям, внукам – может, даже и без имени – просто, что вот был в больнице такой доктор, веселый, ходил в смешном черном костюме с белыми черепушками и в хирургической шапочке с мумми-троллями…
И дальше сидим. Молчим.
8 лет
Едем с Ф в метро и развлекаемся тем, что орем друг другу в ухо всякую ерунду. Вагон полупустой. Вдруг бабушка, сидящая напротив, пересаживается к нам и говорит мне – тоже кричит – на ухо:
– Спасибо вам!
– За что?!
– Я смотрю, как вы с сыном любите друг друга – и радуюсь!
Я бормочу что-то про то, что это так естественно и ничего особенного. Она энергично протестует – есть, мол, есть особенное, потом вдруг тихо – остановка – говорит:
– У меня тоже был сын. А теперь его нет.
И снова садится напротив.
Стараюсь не расплакаться.
Когда выходим с Ф из вагона, он спрашивает:
– О чем эта бабушка тебе говорила?
– Что ей очень приятно было на нас смотреть. Что она смотрела и вспоминала своего сына.
– А он где теперь?
Почему-то говорю:
– Он вырос теперь.
Ф, понимающе:
– Другая жизнь?
– Вроде того…
Вот я и умер, а ты жива
И чувствуешь-думаешь, что виновата.
Перебираешь, взвешиваешь слова,
Какие сказала и не сказала когда-то.
Ты вспоминаешь то, что ты не смогла
Была ночная безвыходная усталость,
Сдавали нервы, потом надежда ушла
И от любви только голая воля осталась.
Всё это правда и это неправда совсем
Было дыхание рядом и тело тепло излучало.
Сколько было всего! Пойми тут – за что и зачем,
И как мне теперь поправить тебе одеяло?
Надо сохраниться
3 года
Едем мимо Новодевичьего монастыря. Ф восклицает:
– Сколько цейквей! Смотъите! Целая стая цейквей!
4 года
Новый жанр Ф – «рассказать икону». Есть у него любимые иконы, я коротко объясняла, кто изображен, что за сюжет. Он переварил, и вот выдает рассказы.
Про икону преподобномучениц Великой княгини Елизаветы и инокини Варвары: «Жили-были две женщины, Елизавета и Валвала. Очень хаашо жили. Но вот п'ишли злыи люди и кинули их в глубокую яму. А Бог их спас – п'отянул удочку и вытащил».
Еще рассказывает про Григория Победоносца, про Соловецких святых