– Как всегда.
– Обещаешь?
Я собирался ответить, но тут дверь распахнулась, и ворвалась Клара со всем напором своих пяти лет, а за ней вошел Вернер, взглядом прося прощения. Я мотнул головой – мол, ничего, все в порядке. Все хорошо.
И взял Клару за руку.
– Сколько букв в слове «обещание»?
Клара сосчитала и выпалила, просияв:
– Восемь!
Я заглянул Аннелизе в глаза.
– Восемь букв.
25 октября, направляясь к Вельшбодену, я без конца твердил себе, что, по сути, не делаю ничего дурного. Не нарушаю договора, заключенного с любимой женщиной и скрепленного словами нашей дочки. Говорил себе, что мной владеет простое любопытство. Больше ничего. Я обещал Аннелизе взять творческий отпуск на год и исполню обещанное. А теперь еду поболтать с тестем: хотелось немного развеяться, выйти из дома. Вот и все.
Никакую идею я не разрабатываю.
Идеи? У кого?
У меня?
С ума вы, что ли, сошли.
Просто перекинуться парой слов у очага. Выкурить сигаретку. Выпить чашечку крепкого кофе. Может быть, задать два-три невинных вопроса по поводу того события, которое Илзе назвала «бойня на Блеттербахе». Разве это работа? И все-таки просматривать документальный фильм, который монтировал Майк, в каком-то смысле тоже работа. И ведь Аннелизе согласилась, чтобы я это делал. Так говорил я себе, пока сбрасывал скорость, подъезжая к имению Вернера.
Я здорово умел врать, известно ли вам это?
Я сделал вид, будто забыл, что Аннелизе дала согласие на то, чтобы я участвовал в проекте, поставив условия: я не должен впасть в прежнее психическое состояние (она не произнесла слово «психическое», она сказала «нервное», но мы оба знали, что имеется в виду) и Майк будет работать вдали отсюда, в Нью-Йорке. Словно бы отснятый материал был радиоактивным. Я сделал вид, будто забыл, что Аннелизе согласилась, вняв доводам Майка: отснятый материал – часть «Горных ангелов». Рутинная, чисто техническая работа, ничего нового. Мысль напрашивалась: необходимо кое-что переделать «в свете случившегося». Вдобавок «пара часов уйдет на то, чтобы обсудить линию повествования, а потом Сэлинджеру придется всего лишь отвечать время от времени на электронные письма. Он этого даже и не заметит».
Майк, дорогой мой Мефистофель.
– Эй, есть кто дома? – крикнул я, едва захлопнув дверцу автомобиля.
Между оконными занавесками мелькнуло лицо Вернера. Он впустил меня, усадил. Мы поболтали о том о сем, выпили кофе, покурили. Я рассказал о Йоди и о прогулке на Блеттербах, стараясь, чтобы тема всплыла как можно более естественным образом, в то время как все во мне так и кипело от любопытства.
И вот я забросил удочку.
– Я услышал там невероятную историю.
– Что за история?
– Ну, скорее, намек. Но история мне показалась странной.
– В горах происходит много странного. И вот свидетельство. – Вернер указал