Но Владимир Кротов платить за сына категорически отказался. Он предложил в оплату долга свинью. Маслоторговец и его приятели, приехавшие в посёлок С. для решительных переговоров, были оскорблены.
Я сам видел, как они в бешенстве рассаживались в две перламутровые машины – синюю и бордовую. Было сумрачно, низкие тёмносизые волны туч несло с Ладоги. Дом арендатора Кротова, построенный временно из горбыля, торчал на северном небе неровными уступами, так же торчали в разные стороны стропила недостроенного сарая, какие-то палки, балки, столбы. Ледяными лунками стёкол оскорбляла весь этот беспорядок взлётная полоса теплицы в полсотки – ни разу не использованная.
Через две недели мы с женой жгли костёрчик в уютной ложбинке перед домом. Всё это время тучи с Ладоги неслись без передышки, но никак не могли наморозить раннего снега. Есть в эти дни предснежья что-то исступлённое и мрачное, как будто природа никак не может разродиться. Люди как аппендициты либо миндалины природы – это кому как нравится – тоже ощущают её мучения. Нормальный человек в такие дни пьёт горькую, а русские интеллигенты потерянно ходят по комнатам, ломая руки.
Мы с женой сидели у костра. Трещали прошлогодние сучья ольхи. Выла собака у Горюновых. Из-за горки, от арендатора раздались резкие удары молотка.
– Гроб колотит, – сказала жена. Мы посмотрели друг на друга расширенными глазами. Мы знали окончание этой истории. Оно не поддаётся описанию художественным способом.
Старший сын Кротова вдруг пропал. Пропал и пропал. Несколько дней его не было. Потом в лесу его нашли повешенным на дереве. Милиция, конечно же, квалифицировала это как самоубийство. Общественное мнение было на стороне маслоторговца, иначе оно проявилось бы.
Жуть какая.
24 января
Сгорела школа
В половине пятого утра 19 августа жители посёлка С. Ларионовской волости проснулись от пальбы. В ночное небо взвивались куски раскалённого шифера. Горела школа, самое большое и старинное здание С. Она служила системе народного образования ещё при Маннергейме.
Две пожарные машины из Приозерска вовсю поливали белое жадное пламя, дорвавшееся до финского довоенного бруса. Пламя отражалось в глазах молчаливой толпы жителей С. и дачников. Наверняка в толпе же были и поджигатели, малолетние любители «кислоты». Они зажгли с вечера костерок в пустующем здании, на чердаке.
Через два дня я встретился с кузнецом одного из петербургских таксопарков Виктором Омельяненко. Он тридцать пять лет назад бегал через дорогу в эту школу.
– Японский бог! – сказал Виктор. – Даже уголовного дела не завели! Мать-то их перемать! А завтра они пойдут по дворам! Присудили бы родителям по пять тысяч да вывели бы корову со двора с судебным исполнителем – тогда бы не лезли по чужим чердакам! Хотя, –