К парной пристроен предбанник из досок два на два.
Потом пришла идея пристроить к бане мастерскую два на четыре.
Потом разобрал половину крыши, спрямил её в сторону мастерской и сделал над баней сеновал. Всё мечтал поспать там летом.
А летом под крышей выросли серые коконы осиных гнёзд. Мечта не осуществилась. Но я не растерялся.
В городе какие-то из соседей по лестничной клетке вынесли к мусоропроводу два портрета Брежнева. Один с двумя звёздами Героя, а другой – с четырьмя. Тот, что с четырьмя, почему-то моложе.
Помимо мыслей об окончательной погибели большевизма, портреты породили во мне желание проверить их на языческий лад.
Жена привезла их лицо к лицу на дачу.
Одного я повесил на веранде: он строго наблюдает, чтобы никто не напивался.
Второго использовал от ос. На фоне сена дважды Герой Леонид Ильич строго смотрит за порядком: осы за демаркационную линию летать не смеют.
14 января
Ржавые гвозди
Килограмм гвоздей стоит не дороже трёх батонов.
Однако я беру фомку и начинаю с кряхтением и матерными вариациями на букву «б» с чудовищным скрипом выдирать десятисантиметровые ржавые гвозди из древесины, с которой они срослись в мёртвом объятии, как им казалось – навсегда.
Во мне говорит не только жадность, но и какое-то другое, более сложное чувство. Зачем мне эти перекрученные ржавые уродцы? Может быть, они представляют художественную ценность и где-то в Гринидж Вилледже на Манхэттене в какой-то из галерей пошли бы на ура как коллекция «Ржавые гвозди из Карелии».
Но тогда зачем я оставляю гору этих уродцев на верстаке ржаветь под дождём и только при исполнении новой строительной идеи всё с теми же вариациями на букву «б» начинаю их выпрямлять? Гвозди выскакивают из пальцев при ударах молотка и отдаются резкой болью.
Почему мне обязательно надо вогнать в стену сарая или парника ржавых ветеранов, если в промасленном бумажном кульке готова к бою мерцающая колонна новых солдат? Ведь они уже не хотят снова в бой. Они начнут гнуться, их придётся зажимать в пассатижи, чтобы вбить по шляпку…
Затем (это самая поверхностная, первая мысль) что своими истерзанными боками уродцы намертво вцепятся в дерево.
И всё-таки – зачем я возвращаю их к жизни, если они приготовились умереть в костре или печке? Откуда во мне такая страсть к насилию? Зачем я мучаю ржавые гвозди продолжением жизни?
Затем же, зачем мучаю себя. Я хочу доказать необычайное. Я хочу доказать, что гвоздь бессмертен.
И через несколько тысячелетий, когда исчезнет и доска, и дачный посёлок, и германская цивилизация, в раннем культурном слое пред очами нового Шлимана предстанет этот ржавый гвоздь и смиренно скажет:
«Я жив, Господи! Я жив».
15 января
Самогон, самогон – я тебя съем!
Я разделял