Но глаза твои прекрасные,
Как маяк в ночи горят.
Ты не плачь, моя красавица,
И бровей своих не хмурь!
Скоро мой корабль появится,
Семь морей пройдя, семь бурь!..
Под потолком, как в авоське, тлеет за сеткой слабая электрическая лампочка. В тусклом свете незнакомец, испешренный наколками, застывает в позе Наполеона.
– Салажня! – орет он. – Маменькины сынки! На всем готовеньком жили, мать вашу так! Учись – не хочу! А мне каково было без отца-матери?! На Курской Дуге убили, в танке сгорел. А я по вагонам в электричках шустрил. Что вы знаете об этом, сопляки?! Сегодня наверно первый раз в жизни с подлянкой столкнулись и уже раскисли, сопли распустили ниже колен! Мне срок пришлось мотать по “недоразумению”. Понял ты, красавчик?!.. Доведется тебе такое, небось, в дерьме не найдешь. Или запьешь горькую, богодул!
– Не запью! Не из таковских! – орет в ответ Соха. – И не я твоего отца убивал. Нечего на людях зло срывать. Предъяви счет по адресу! Понял?
– Ты меня на “понял” не бери! Я за “понял” лес валил!
– Хватит. Заткни фонтан!
Потом они затихают.
Каждый из нас остается наедине с собой. Вот чем и страшна тюрьма. Ты остаешься наедине с собой, со своей судьбой. И думаешь: не окажется ли пророком пятнистый? Не покатишься ли дальше по наклонной дорожке? Сумеешь ли подчинить судьбу своей воле или она вырвется и начнет колесить тебя по свету?.. Вот первая несправедливость: тебя приняли за хулигана. Горько и обидно! Но как из этой трясины выбраться? Надо бороться, доказывать? Но – как, кому? С одного полюса – такие, как Циклариди, с другого – такие, как тип в татуировках. И те, и другие принимают тебя не за того, кто ты есть на самом деле. «А кто мы есть на самом деле? – размышляю я всю ночь напролет. – Как нужно жить, чтобы тебя ни с кем не путали, не могли подмять по любой своей прихоти?..»
– Подъем! – в коридоре зычный голос дежурного. – Сивашов!.. Брагин!.. Никишин! На выход!
Человек в татуировках, раздобыв где-то окурок, дымит в своем углу.
– Чао, стиляги! – машет рукой.
Его и Сохова дежурный почему-то не выкликает.
– Без товарища мы не уйдем, – заявляю я.
– Опять двадцать пять! – возмущается дежурный. – То их на аркане надо тащить сюда, то не выгонишь поганой метлой! Ладно. Кого вы забираете – этого или того?
Пятнистый, прислушиваясь, делает знаки рукой: мол, забирайте и меня, если лягавый такой добрый.
– Только Сохова! – подчеркивает Моцарт.
Милиционер выдает нам одежду, документы, записные книжки – все, что изымалось.
– Счастливого плавания, магелланы! – ухмыляется в пшеничные усы. – Больше не попадайтесь под горячую руку!
– Не попадемся! – заверяет Соха. – Но и этого так не оставим!
– Смотри не обожгись!
– Прощайте! – первым, пискнув, выскальзывает на улицу Геночка.
Мы высыпаем следом. Нежный сиреневый рассвет уже тронул восток за сопками. Перламутровые галеры облаков медленно плывут в Корею и Китай. Минуту