Вот она – древняя цитадель великосветских балов, где когда-то разбрасывались самородками и ассигнациями сибирские золотоискатели, где устраивали попойки вылощенные белогвардейцы, потеряв надежды на восстановление монархии в Российской империи, где бряцали саблями японские интервенты, а позже визжали и стонали разнузданные приблатнённые вечеринки нэпа.
Сумрачный зал с задвинутыми бархатными шторами. Теперь здесь царствует современное общество: кто-то справляет свадьбы, кто-то отмечает дни рождения, китобойцы и краболовы празднуют возвращение с промысла; а нам надо «обмыть» пароход Сохи и мой прилёт, а в общем – отметить начало трудовой биографии.
– О тэмпора, о морэ! – роняю я.
– Так точно! Новые времена, новые праздники! – переводит с латинского Соха. – Вот тут нам будет в масть. Такой обзор!
Он выбирает столик у задрапированного окна. Официантка не заставляет себя ждать. На эстраду, откуда ни возьмись, выпархивает воздушное создание в платьеце выше “сельсовета” с аппетитными мясистыми коленками. Добродушным баском, копируя Эдиту Пьеху, создание заводит шлягер прошлого лета:
Надоело говорить и спорить
И смотреть в усталые глаза.
В флибустьерском дальнем синем море
Бригантина поднимает паруса…
– Ну, что, парни? Уже заторчали?! – слегка захмелевший Сохов двигает третий тост. – Скоро раскидают нас по свету суровые морские пути-дорожки, как пишется в газетах, и будем мы ловить весточки друг о друге, как ласточки букашек, да вспоминать, как кутили в “Золотом Роге”. Так давайте выпьем за этот вечер, чтобы был он у нас не последним!
Запунцовевший Геночка роняет слезу:
– Правильно, товарищи! Будем давать друг другу телеграммы и писать письма, а?!.. И давайте в честь нашей дружбы закажем музыку!
– Превосходно, мой мальчик! Но какую? “Бригантину” уже кто-то заказал.
– Подойдет и какая-нибудь старая добрая песня о море, – солидно изрекает Моцарт.
– А что?! “Вечер на рейде”?! – предлогает Геночка. – Подойдет?
– Конгениально! – подводит черту Соха.
Выпростав из бумажника трешку, он снимается с якоря, долго втолковывает что-то ударнику из джаз-квартета на эстраде. Едва Соха успевает достичь своего места за столом, как оркестрик дружно и в меру самозабвенно начинает выводить старый, почти забытый мотив:
Прощай, любимый город!
Уходим завтра в море…
Воздушное создание с мясистыми коленками теперь не имитирует Пьеху, поскольку такой песни у той в репертуаре нет; голос от того несколько меняется, и в лучшую сторону. О чём, верно, аппетитная девушка даже не подозревает:
И ранней порой Мелькнет за кормой Знакомый платок гол-лубой!..
– Вира, парни! – поднимает бокал Соха.
«Золотой Рог» гудит, точно улей. Здесь пахнет уже