на ура, сколь не жонглируй пестротой цитат из хрестоматий; он верит лишь глубоким познаниям по сути дела. Волны его – звенья цепи, дожди – слезы планеты, шторма – освежающий душ на души людей, вода за бортом – масло, смазывающее гиганский миханизм. Утренние, вечерние зори мелькают перед глазами, как велосипедные спицы, сливаясь в сплошной сияющий круг; наподобие ореола или святого нимба, он стоит над планетой Земля. А берег – взбалмошная капризная кокетка – все отчуждается, дразня и беся, пока не превращается в какой-то непонятный безумный мир. Экзотика разных стран, куда судно заходит сдавать или принимать груз, поначалу веселит, радует глаз; но и она утрясается до обыденности; ее уже воспринимаешь, как технологию познания смысла жизни. Где-то сменилась мода на женские шляпы, рок-н-ролл уступил место твисту, твист – чарльстону, перед телевизионными камерами взвинчиваются незнакомые балерины, выкаблучивают новые кинозвезды, хоккеисты плюют зубы на лед, с Байконура взлетают космические аппараты, хлеборобы Ставрополья принимаются за уборку яровых, и тебя в этой суете, безалаберности будут помнить?! Расчитывать на это как-то легкомысленно. Сознание опирается на абстракции меридианов и параллелей, выдуманных человеком; а время измеряется количеством вахт, отбарабаненных на ходовом мостике, и для тебя планета Земля – уже хорошо отлаженный механизм, вращающийся в окрестностя… Солнца. Он не перпетум-мобили, но что-ир близкое. Чтобы функционировать долго и надежно, ему требуются смазочные масла. Может, океан – такое масло!? Тогда кто – мы? Мы тоже обязаны жертвовать собой, чтобы он ерутился как надо?..
Мне, к примеру, не хотелось бы, чтобы такой жертвой стала девушка Лера. Пускай – я, но только не она..
4 Над Орлиной сопкой, как медуза-аурелия, висило одинокое облако. На телемачте, взметнувшейся с вершины Голубинки, зажигались рубиновые огни. С берега тянуло терпкой горечью вянущей листвы садов и парков, такой знакомой и дурманящей, как, скажем, в какой-нибудь Австралии или Новой Зеландии.
Помнят обо мне здесь, на берегу, или события быстротекущей жизни давно смыли мой образ?.
«Антарес» становится на якорь на рейде в проливе Босфор-Восточный.
На берег никто не съезжает: ночью обещают швартовку к причалу. Но обещают не наверняка, а так – на всякий случай, как водится в нашей «буче, боевой, кипучей». Может быть швартоваться придется завтра, а то и послезавтра, когда освободится причал. Моряки, привыкшие к подобным посулам судьбы, не расстраиваются, играют в кают-компании в шахматы, стучат костяшками домино, кто-то барабанит на растроенном пианино. Вечер на рейде обещает быть скучным, одним из многих, и не таким, как в той песне.
Неожиданно по принудительной трансляции, которая проникает во все уголки судна, разносится густой баритон старпома:
– Внимание! Третьему штурману Брагину срочно подойти к своей каюте! Повторяю – срочно!..
Голос у старпома необычно веселый. Что случилось? Зачем я вдруг понадобился? Мое навигационное хозяйство в полном порядке. Направляюсь к своей каюте на палубе “А”. И
