– Я не голоден. Да мне и ехать пора.
– Обидеть хочешь? Такой гордый стал, столичный, что даже с нами, маленькими людьми, и общаться уже не желаешь?
Макс прошёл в гостиную и устроился в кресле. Алла прилегла на диване, укрывшись пледом.
– Как поживаешь?
Она внимательно разглядывала Макса. Совсем не изменился: такой же неказистый и худенький. Хотя нет, немного раздался в плечах и возмужал. Наверное, в спортзал ходит, железо тягает, чтобы выглядеть посолидней. Но всё равно с ней, Аллой, смотрелся бы как юноша. Они были почти одинакового роста, а при её привычке всегда ходить на высоких каблуках, Макса и вовсе приняли бы за младшего брата. Нет, не пара они, как ни крути. И хорошо, что когда-то расстались.
– Нормально поживаю, – усмехнулся Макс, не спуская глаз с бывшей зазнобы, заметно раздобревшей – что, к сожалению, никакого отношения к доброте не имело, – и округлившейся, но совсем не сентиментальной и не склонной к романтической любви, как принято считать при такой комплекции. Уж с ней-то следует всегда быть начеку: мягко стелет, да жёстко спать. Огромная ласковая, на первый взгляд, кошка, способная вцепиться в добычу мёртвой хваткой. «Только не по зубам тебе добыча, – подумал Макс. – И как бы тебе самой в ловушку не угодить, любительница опасных игрищ».
– Макс, мне нужно серьёзно с тобой поговорить. Обо мне. У меня такое ощущение, словно я попала в ловушку, из которой самостоятельно не выбраться. Меня заставляют делать то, на что я сама ни за что не решилась бы. Мною вертят как марионеткой. Мне так страшно, что я бы и тебе не доверилась, но ты здесь чужой, поэтому… Я верю, что они ещё не успели тебя перетянуть на свою сторону. Ты единственный, к кому я могу обратиться за помощью.
– И в чём будет выражаться моя помощь?
– Я отдам тебе кое-какие документы. И если со мной что случится, ты отправишь их по назначению.
– Всё так серьёзно? А ты не преувеличиваешь опасность?
– Более чем серьёзно, – она еле сдерживала раздражение.
Макс всегда считал, что у неё слишком развитое воображение. И теперь Алла вынуждена с этим согласиться, потому что большинство достоинств она наверняка дорисовала ему сама. А потом ещё и влюбилась без памяти, дурочка несчастная. А ведь он совсем не тот, за кого она его принимала. Ох, уж это пресловутое женское воображение. Каких только самовлюблённых эгоистов оно ни заставляет принимать за эталон мужественности.
– Я так устала сопротивляться, что теперь вынуждена плыть по течению. Но чувствую, что меня всё больше затягивает на дно, – она еле сдержала слёзы, готовые хлынуть потоком. Алла достала из кармана носовой платок, пытаясь промокнуть появившуюся в уголках глаз влагу, чтобы не растеклась тушь. – Мне так страшно, что жить не хочется.
– А если эти документы отослать куда