– И что теперь будет? Кто его убил? Что люди говорят? – засыпал я Степана вопросами, оставляя узнанное мной на потом.
– Беда будет, – покачал головой Степан, – у убийцы документик при себе нашли, в Берлине выданный. Украинским доверительным фондом. Бандеровцем он оказался. Теперь народ Бандеру судить требует. И помощника его, Стецько, тоже. Братоубийственная война начаться может. Украинец на украинца пойдет. Это люди говорят.
– Так, как же его судить? Когда он там, в Галиции!
– Требуют заочно. И чтоб непременно со смертным приговором. Разгневаны люди. Всех бандеровцев повесить хотят. Как бы у нас тут вторая гражданская война не началась! Этого только не хватало, – Степан озадаченно почесал затылок и нервно постучал пальцами по столу.
– А люди Бандеры что говорят? – снова спросил я.
– Так клянутся, что не они это. Говорят, незачем им было Сциборского и Сеныка убивать. Наоборот. Примирения с нами искать хотели. А теперь, какое уж тут примирение.
– А что вы с бандеровцами не поделили? – поинтересовалась мать, – вроде и те и другие за самостоятельность Украины ратуют. Отчего ж вам между собой ссориться?
– Мы, мельниковцы, как говорит… Эх, – печально махнул рукой Степан, – как говорил пан Сциборский, движение умеренное и консервативное. За мирную самостоятельность. Так, чтоб без крови. А бандеровцы – им бойню подавай. Непримиримая вооруженная борьба против всех несогласных. Такой у них девиз. Так нельзя! Хватит Украине юшкой кровавой умываться! Наше руководство уже к немцам обратилось, чтоб они этих бандеровских палачей наказали, как следует.
– Получается, германские власти одних украинцев будут наказывать по просьбе других украинцев? Хитро придумано. Сначала всех натравили на евреев, потом украинцев поссорили с поляками, а теперь украинцы просят оккупантов наказать других украинцев. А немцы, вроде как чистенькие остаются. И что ты на это скажешь, дядя Степан, – ехидно спросил его я.
– Не знаю, – растеряно пробормотал Степан.
– Ты, наверное, курить хочешь, – шепнул я ему, – пойдем, во дворе покуришь, а я тебе расскажу чего.
Во дворе Степан достал из кармана пачку папирос, подкурил одну и, жадно затянувшись, вопросительно мотнул головой.
– Чего рассказать-то хотел?
– Проследил я за немцем. До самого дома проследил, – начал я, – только вот никакой это не солдат. Офицером эсэсовским оказался. Да еще и знакомцем нашим. Он, когда каску снял, я его сразу узнал.
– Ну? И кто такой? – нетерпеливо перебил меня Степан.
– Унтерштурмфюрер из Богунского леса. Тот, что девушку беременную убил и меня расстрелять тебе приказал! Помнишь его?
– Неужели он? Помню, конечно. И девушку помню. Считай, благодаря ней ты живой остался.
– Как