– Э бьен…[37]
– и цилиндром опущенным, сжатым в руке, изогнувшейся, бронзовою бородой, точно в отблесках пламени рыжего, мягко просунулся в двери Друа-Домардэн; позой сжатый, как крепким корсетом, он переступил, став в пороге, вперяяся в древнее выцветом серо-прожухлое золото.
В золоте стен – Домардэн
Впечатление – первое: от головы и до пят – черный весь.
Этот цвет леопардовый, съеденный мертвым пятном и как бы вызывающий вздрог, его занял; и он озирался на все.
Не входите!
Вошел!
Впечатление – второе: сутуло прямой; шея – выгнута, спина – прямая:
– Ту мэ комплиман а мадам[38].
Впечатление – третье: лицо, от которого только бросаются белые, пересвеженные щеки; два черных пятна, глаза скрывших: очки; борода, очень длинная (стрижена четким овалом), вся яркая, бронзовая, с розовато-кровавыми отблесками – есть все прочее; перекисеводородный цвет (действие перекиси на брюнетов).
– Мадам Толкенталь.
– Адъютант Сослепецкий…
– Пан Ян Пшевжепанский…
Расклоны:
– Э бьён, – прэнэ плас[39].
Несомненный акцент; он – мэтек: так в Париже давно зовут грека парижского. Сел, уронив свою руку на стол, на пол ставил цилиндр с мягкой задержью, вскинув лицо и фиксируя черными стеклами; пальцами бронзовую волосинку терзал, крутя кончик и бороду выставив перед крахмалом – с отгибом мизинца; и ломкий, и розовый ноготь отметила Джулия фон-Толкенталь.
Офицеры ж впились, разлагая вздрог пальца на атомы «вымученность вспоминаемой роли»; пересуществленный насквозь! Как глазурь омертвелая, отполированы щеки он – эмалированный; он – без морщин– вековая молодость белой щеки (при почтеннейшем возрасте); в бронзе – усы, а не губы; стекло, а не глаз! И открыто кричащий о том, что – парик, этот самый парик с переглаженной черчью пробора и с красною искрой схватившихся вместе волос, – все, все, все создавало рекламу какому-то там парикмейстеру, а не челу публициста.
Треща, как гранеными бусами, с пуфа пакет Тигроватко вручила Друа-Домардэну: они – не увидятся; с фронта Друа-Домардэн, метеором мелькнув, унесется в Париж; но тогда не забудет пакет передать; этот, – Франсу, – старинному другу.
С рукою – к пакету, совсем неожиданно в нос он пропел: так поет фисгармониум!
– О, мэ бьенсюр![40]
И шутливо пакет свой мадемуазель де-Лебрейль перебросил:
– А во девуар![41]
Тряся белой копною волос, пакет взвесила мадемуазель де-Лебрейль:
– Олала! Ля сенсюр, – ублиэ ву?[42]
– Фэ рьён[43]: мон Эйжени Васильитш Анитшков, – к – Сэднамену: – Цензором сел на границе!
К мадам Толкенталь – в ухо ей:
– Вам знакомо лицо его?
Джулия: в ухо же:
– Где-то видала.
Тогда