В зеркале: –
– красный квадрат –
– подбородок!
Злы щелки глазные: с укусами; три поперечных морщинки щетиной свиной заросли; и визитка – не наших фасонов; и брюки – не наших фасонов, а лондонских.
Щелк каблуками лакированных – в зеленоватое зеркало.
Свертом безлобо, безглазо бросается в черную комнату, точно в спокойное кресло из черного дерева.
С кресла Пампесиас, граф Небеслинский-Монолиус, в недра московские брошенный беженец, – к Петеру Бакену.
– Кто он?
Развалина и фармазонистый нос, камергер, Петер Бакен, остзейский помещик, – ему:
– Гм!
Пустивши дымочек:
– Звено, так сказать: меж Земгором, Булдойером и Булдуковым.
– Так значит – со всяческой властью?
– Пока еще «п р и».
– Я – не понимаю вас.
– Вы поглядите на «князя»: не личность, а «лик»; и взгляните на этого: «бык», а не «лик»; ангеличие «князя» покоится, все, – на «быках»; «князь» обсасывает, загибая мизинчик, куриную косточку; функции этого – резать цыплят.
– Так.
Пампесиас, граф Небеслинский-Монолиус, в черный атлас вырезного, широкого кресла, в окрапы коричнево-белых и розовых лапок откинулся – над сине-бледною, с просинью, скатертью.
Зашепелявили фразами, брошенными из-за пепельниц в цвета ночного искрящийся лак этажерочек; пепельницы – из оливково-желтых камней, запевающих цвета небесного пятнами; волны обойных полос, синусоид, свиваемых кольцами, – сизо-оливковых, с сине-зелеными – в отсвете фосфора. Шопоты. Шварк шепелестящий.
Шаркает геометрически – черный квадрат; глазки, клопики, карие.
О, дон Мамаво!
Какие-то кляклые вляплины пальцев – по клавишам: в смеси тонов, – темно-синего с темно-зеленым.
А там, – из угла:
– Орьентация, здравствуйте!
– Две, – лопнул, точно струна клавишмента, Велес-Непещевич.
И – вздрогнула там онемелая дамочка, влепленная в фон обой: плачем клавишей.
– Две!..
– ?
– Раз – из Лондона; два – из Парижа.
И – в ухо фальшивым фаготом он:
– В Лондоне – против Пукиерки… Этот Коробкин Пукиерке сбыл изобретенье; хитрый кинталец пропал.
– Уговор?
– Может быть, – громко лопнул Велес-Непещевич: в плач клавишей.
Из меланхолии темных ковров обессиленно встал меломан:
– Тсс! Велес-Непещевич подшаркнул:
– Пардон!
В ухо: сипом:
– Приличная форма надзора – лечебница; так полагает Булдойер и лорд Рододордер; а лорд Ровоам Абра-гам, масон лондонский, верит Пэпэшу, масону московскому.
– Вздор!
Непещевич откинулся, вышарчил ножкой, безглазо вперяяся красною физикой:
– Вздоры – законы истории.
– То же, – «история», – вспыхнуло