Утром, прекрасно выспавшаяся Аэлита, отправилась бродить по широким улицам Запретного города, любуясь дворцами и храмами, не похожими друг на друга. Встречные люди в перламутровых одеждах приветливо ей улыбались. Птицы пели на все лады, ручьи звонко журчали, фонтаны рассыпали прохладные фейерверки брызг, деревья шелестели изумрудной листвой, белоснежные парусники скользили по разноцветным каналам, яркие цветы источали дивные ароматы, дополняя картину радостной безмятежности.
– Зря вы, матушка, беспокоились, – подумала Аэлита. – Человек, создавший такую идиллию, не может быть злым и жестоким.
Много позже Аэлита поняла, как слепы порой бывают люди, не замечая за внешней красотой хорошо замаскированное уродство.
Аэлита рисовала для императора картины, но ни одна из них ему не нравилась. Он хмурился, качал головой и, набросив на рисунок темную ткань, удалялся. Огорченная Аэлита забирала холст и, склонив голову, несла его обратно в свою комнату во дворце Небесной Чистоты. А под покровом ночи, она пробиралась через ворота Боевого духа к Синим горам, чтобы обо всем рассказать Ариэлю. Он внимательно слушал ее, а потом находил такие слова, что она моментально переставала плакать и принималась весело смеяться.
Однажды Ариэль предложил Аэлите выучить ритуальный танец джаллединов, позволяющий контролировать сознание и эмоции. Аэлита с радостью согласилась. Теперь каждую ночь она повторяла за Ариэлем странные движения, а он терпеливо объяснял ей, что положение рук должно быть именно таким, потому что в нем заключен особый смысл, символизирующий передачу знаний от небес земле.
– Правая рука, поднятая вверх, получает милость свыше, а левая, опущенная вниз, передает благодать миру, – говорил Ариэль, придавая рукам Аэлиты нужное положение.
А однажды он прикоснулся губами к ее губам и прошептал:
– Ти амо…
– Ти амо, – повторила Аэлита, не понимая значения этих слов, но зная, чувствуя, что это – слова любви.
Оглушенная нахлынувшими на нее ощущениями, Аэлита помчалась в родительский дом, не заметив, что не идет, а летит, парит над землей, как птица. Выцветший от времени черный плащ, который дала ей Церера, скрывал белоснежные крылья Аэлиты, делая ее невидимой в ночном небе.
– Матушка, матушка, послушай, как стучит мое сердце! – воскликнула Аэлита, прижав руку Цереры к своей груди. – Со мной твориться что-то странное… Есть ли этому объяснение?
– Да, Аэлита, к тебе пришла пора влюбленности, – улыбнулась Церера. – Кто же твой избранник?
– Золотоволосый Ариэль, поэт, музыкант, философ…
– Джалледин? – нахмурилась Церера.
– Да, – подтвердила Аэлита и побледнела, увидев строгий взгляд матери. – Умоляю тебя, матушка, не говори про Ариэля ничего плохого, иначе… иначе… я улечу прочь и никогда больше не вернусь сюда.
– Я желаю тебе счастья, дочка, – сказала Церера. – Если я сейчас промолчу, то ты можешь попасть в большую беду, а…
– Ну