«Красавцы! – думаю я. – Требуют ехать ночью с выключенными фарами и видеть дорожные знаки! Отличная бизнес-схема!»
Вслух я об этом, конечно, не говорю, но перспектива остаться без прав не прельщает. Я дежурю по санавиации и попросил доктора подстраховать меня, пообещав, что к восьми буду дома.
– Вы умышленно разгоняете врачей, чтобы вызвать панику среди населения ДНР?
– А что такое?
– А то, что я один в отделении и завтра, когда я поеду выкупать свои права, семьдесят больных, оставшихся без врача, скажут вам спасибо. Я, между прочим, по вашему требованию выключил фары и не увидел знак.
– А вы какой врач?
– Психиатр и психотерапевт. Военных ДНР, между прочим, лечу, раненых и контуженных.
Гаишник созвонился, проверил моё свидетельство о регистрации и, отложив права, невесело смотрел, как я раздавал визитки военным. Вышли под дождь. Он вернул права и отказался от денег.
– А что так долго? – спросили хором дочери.
– Знак не увидел. Ты какой-нибудь знак видела, когда мы подъезжали к блокпосту?
– Нет.
– И я не видел.
– Это наш блокпост?
– А чей ещё?!
– А мы испугались, что украинский. Тебя долго не было и мы подумали, что уже задержали и всё такое.
– Детёныши вы мои, папа ещё в своём уме.
– Ты ж дорогу не знаешь.
– До следующего блокпоста знаю, а потом – с божьей помощью…
Слепят редкие встречные машины. Еду ощупью, но более-менее уверено, а после второго блокпоста сворачиваю с трассы на просёлочную дорогу. Я так ещё не ездил: за лобовым стеклом могильная тьма. Сосед мой Вадик, водила миномётного расчёта, ездит на охоту за нациками без фар и габаритных огней, с закрытой приборной панелью. Натрёт до блеска стёкла и вперёд. Но он – на Урале, а я – в консервной банке с мотором. Где-то в паре километров правее, за минными полями отличная, но смертельно опасная дорога, с которой нас согнали ещё четыре года назад…
Край родной долготерпенья, край ты русского народа!
…Впрочем, может, дорога эта разбита сейчас, как наша жизнь, которую коммунисты били, били – не разбили, дерьмократы крали, крали – не обокрали, а нацики прибежали, хвостиком махнули и – стоит Донбасс на краю России, держит гадину за хвост.
И долго ли стоять тут одному, воруя будущее у детей?..
Но я доеду на характере. Мне скучны ваши тихие города с заботой о вкусно пожрать. Вы и не подозреваете, как ваши представления обо мне – анахроничны! Опасность вплелась в мою жизнь, изменила её. Я остался, чтобы сохранить уважение к себе. Обращение: «Слышь, пацан, пошёл на хер отсюда» – со школы было вызовом на драку. Пацан постарел, но не изменился.
«Мы просто здесь живём», – говорит старшая дочь. Её раздражают разговоры о героизме. Я не спорю. Она боится собак, но не боится обстрелов. Боится заехать на украинскую сторону и не боится ехать со мной, не знающим дорогу. Просто