Они шли по улице, хромая и кашляя, – пенсионеры и дети. Женщины и подростки. Кто-то плевал кровью, кто-то держался за окровавленный нос, кто-то за глаз. Того, кто останавливался, били прикладами. Кололи ножами ниже спины отстающих.
Упал Трофимыч, к нему подошел конвоир, приставил автомат к затылку, выстрелил.
«Это не наше кино!» – хотела закричать Татьяна Леонидовна, но лишь закусила губу и зажмурилась, переступая через струйку крови.
Оленька хныкала.
– Терпи, хорошая моя, терпи.
Они шли и терпели, окровавленные, под солнцем. Никто не знал, куда их вели. Но вели недолго. Тут ведь расстояния маленькие, на Донбассе. Плюнул из окна – вот и другой город.
До другого города они не дошли. Над другим городом взмывались клубы дыма. Это горел убиваемый Луганск.
Колонна прижалась к обочине. Мимо пронеслась военная колесная машина. К бортам машины были приварены под сорокапятиградусным углом пружинные койки. Между бортами и койками были навалены матрасы, ковры, холодильники, телевизоры всех мастей.
Еще кого-то уставшего пристрелили на обочине.
Из лениво горящего магазина солдаты спешно вытаскивали полиэтиленовые упаковки с пивом на шесть полторашек. Подул восточный ветер. Он дул лениво, не торопясь. Забивая пылью глаза и свежие раны.
Казалось, что шли они долго. На самом деле минут пятнадцать. Может и меньше, кто смотрел на часы?
Один из конвоиров все время смеялся. Без остановки. Упал человек – убил его. Смеется. Взрыв на соседней улице – заливается хохотом. Хихикает, когда бьет прикладом между лопаток.
Внезапно вырос храм в конце улицы. Народ стали загонять в него. Когда загнали, вошел, жуя жвачку, украинский офицер:
– Вести себя тихо. Не кричать. Тогда, возможно, будете жить. – Толпа глухо выдохнула в ответ человечьим стоном.
Двери моментально заколотили.
В храме сначала было прохладно и тихо. Потом начал стонать один, за ним другая, потом еще. Храм наполнился криками и жалобами. Из-под купола взирал суровый старец. С икон бесстрастные лики смотрели на текущую в церкви кровь из ран верующих и неверующих.
Храм был осквернен кровью людей.
В храме может быть только кровь Христа.
Храм был освящен кровью новых мучеников.
Разве не равна кровь детей крови Христовой?
О богословии Татьяна Леонидовна не думала. Она думала о том, как успокоить Оленьку. С трудом оторвала от халата кусок ткани. Этот кусок порвала кое-как еще на несколько частей, после чего забинтовала колени и руки девочки. В церкви темнело, наступала ночь. Где-то рядом грохотало, здание трясло. Тряслись подсвечники, качались иконы, сыпалась штукатурка. Полетели стекла – кто-то опять потек кровью. Зато стало не так душно.
Люди лежали на полу – прикрывая телами детей.
Храм… Древнее славянское слово – «Храм», «Кром», «Дом». Место защиты. И «кормить» – оттуда же. Из века в век любой храм – мечеть или кирха, костел или собор