Есть ими было проблематично. Порезать котлету таким ножом было целым испытанием, как если бы пришлось порезать пластиковым ножом кусок щебенки. Убить кого-либо таким ножом было невозможно.
Из тех же соображений безопасности в столовой не было кипятка, поэтому рядом с моей тарелкой стоял пластиковый стаканчик с апельсиновым соком.
Причина моей поглощенности безопасным ножиком крылась в первую очередь в том, что я не хотел пересекаться взглядами—
– Алиса, как ты себя сегодня чувствуешь?
Я вздрогнул и рефлективно поднял глаза на зеленоволосую девочку. Кажется, Алиса не собиралась отвечать на вопрос Веры Львовны. Она все также безжизненно мусолила взглядом свою тарелку.
Эта зеленоволосая девочка…
Она просила меня не рассказывать о ее побегах из дурки.
Я дал ей слово, но… не знал о том, что она сбегает из… этого места.
А в этом месте… сидели такие люди.
Мне казалось, что меня это не касается.
“Ты не похожа на сумасшедшую”
Так я сказал, а потом она привела меня к трупу в заброшенном интернате.
– Скажите… она опасна?
Этот вопрос выскочил из меня неосознанно, и я не сразу догадался о том, что перебил Веру Львовну на полуслове. Сбитая с толку, она удивленно посмотрела сначала на меня, а после на Алису.
– Тимофей, – и снова снисходительный тон, – ты же знаешь о существовании врачебной тайны, я не могу рассказывать никому историю лечения моих пациентов. Твою и ее, в том числе… Почему ты спросил меня об этом?
Ее подозрительный взгляд выжигал на моей коже фантомные дыры. Мне тяжело далось сыграть эмоцию незаинтересованности.
Я молча пожал плечами.
– В любом случае… – продолжила Вера Львовна – Все, кто здесь лечатся, потенциально опасны для себя или других. Это все, что я могу тебе сказать…
Она снова подозрительно посмотрела на меня.
– Тимофей, у меня есть ощущение, что ты хочешь что-то мне сказать.
Психологическая атака.
– Помнишь, мы договаривались с тобой, что между нами не будет секретов?
Я должен рассказать об Алисе. Если она потенциально опасна, то не должна свободно бродить по ночам.
Возможно, она убила человека.
Как бы я не пытался убедить себя в том, что отмалчиваться аморально…
Дело даже не в том, что я дал слово…
Господи, я ничего не понимаю…
– Как ни странно, Вера Львовна, мне совсем нечего вам сказать.
Я подивился собственным словам. Молча, в напряжении наблюдал за тем, как приподнялась бровь Веры Львовны. Она невербально задавала мне ответный вопрос:
Что же в этом такого странного?
***
– Диск у меня починить не получилось, но я смогла достать то, что было внутри. Правда, энивей запись деформирована.
Комната Ани напоминала скорее сервисный центр по ремонту техники, чем спальню девочки.
Все