Майкл лишь кивнул в ответ, не смущаясь их шуточек, но также не утратил свою строгость.
– У каждого из вас есть выбор. Либо вы начнёте выполнять распорядок как положено, либо получите дополнительное время в камере. Ваша жизнь здесь – это ваши действия. Я могу сделать её легче, если вы будете дисциплинированными, или же усложнить её, если начнёте вести себя как дети.
Один из заключённых, немного пожилой мужчина с запёкшимися глазами, уже насмешливо улыбаясь, прошептал другому:
– Ну, кажется, нам опять стоит стать «хорошими мальчиками».
Некоторые из заключённых рассмеялись, но смех быстро стих, когда Майкл поднял руку, показывая, что разговор завершён.
– У всех свои шутки, – сказал он, – но сейчас хватит. Время на прогулку истекает. Пора в камеру, готовьтесь к следующей части дня. И, как я уже сказал, если что-то пойдёт не так, будут последствия. Я всегда на посту.
Заключённые молча начали расходиться, и Дэниел, ощущая вес строгих слов, также направился к своему блоку. Он знал, что в этих стенах на шутки мало кто обращает внимание. Всё это было частью жизни, частью выживания в этом месте, где шутки и смех могли быть лишь маской для страха.
Джексон слегка толкнул его в бок:
– Ну что, готов к новому распорядку? Всё это напоминает старые времена. Только теперь на нас смотрят по-другому.
Дэниел слегка кивнул, задумавшись. Он знал, что для него каждый день здесь – это шаг вперёд, но одновременно и борьба. И если новый порядок изменит правила игры, ему придётся адаптироваться, как и всем остальным.
Ночь в тюрьме наступала не вдруг – сначала тянулась тишина, как будто кто-то незаметно скрутил весь шум и хаос дня. Камеры постепенно затихли, надзиратели прошлись с проверкой, выкрикивая фамилии, после чего наступило то самое – отбоище.
Дэниел лежал на верхней койке, закинув одну руку под голову, глядя в потолок, выцветший от времени и дыма. Свет в коридоре был тусклым, но всё же пробивался сквозь решётки и отбрасывал слабые полоски света на стену. Его лицо оставалось спокойным, но глаза были слишком живыми для того, кто уже шестой год спит за решёткой. Он не спал. Он думал.
«Они забрали почти всё…»
Федералы. Как гиены – вцепились, пока он даже не успел понять, как быстро всё посыпалось. Половина активов арестована, счета заморожены, несколько компаний – закрыты. Но не всё. Он заранее предусматривал план «Б».
Где-то за границей, на одном из оффшорных счетов, всё ещё пылились миллионы. Деньги, о которых никто не знал, кроме него и человека, который сейчас, возможно, давно сменил номер, адрес, и имя. Но он был надёжным. Или хотя бы казался таким.
«Как вывести? Как обналичить, если ты за решёткой?»
Он знал, что тюрьма – не навсегда. Ещё месяц – и суд. Условно-досрочное возможно. Он подал документы, он вёл себя тихо, у него было мало конфликтов. Но