Алексей Петрович Ремин сидит на скамейке у пруда.
Будний день, и народу в парке очень мало.
В прозрачном воздухе с необыкновенной четкостью выступают все контуры и детали – делается понятна старая гравюра.
«Какими глазами и как взглянуть на окружающее, – думает Алексей Петрович, – дальнозорок или близорук художник… Что лучше для художника? Не близоруки ли те, которые пишут мазками, едва намечая контуры? А дальнозоркие выписывают мелочи. Вкусы и манера письма меняются или стало больше близоруких?»
Эта мысль заняла его, и он стал внимательно вглядываться, то снимая, то надевая pince-nez, в картину широкой лестницы, над которой поднимался величественный фасад дворца.
Из главного входа на площадку высыпала группа туристов с бедекерами и кодаками, очевидно окончившая осмотр жилища французских королей.
Ремин и их стал рассматривать, как до сих пор рассматривал карнизы, пилястры и переплеты рам на фасаде дворца.
Одна пара особенно привлекла его внимание.
Дама была очень элегантно одета, в синий костюм тальер, из-под короткой юбки которого виднелись изящно обутые ножки.
Ее белокурую головку украшала маленькая шляпа в виде колпачка, с букетом светлых вишен.
Тесно прижавшись к своему спутнику, она говорила что-то очень оживленно.
Спустившись на вторую площадку, пара остановилась.
Мужчина облокотился на балюстраду, а дама откинула вуаль.
Ремин улыбнулся и почти вслух произнес: «Ах, какая прелесть!»
Дама была правда очень мила, но не настолько красива, чтобы вызвать такое восклицание у Ремина. Она просто необыкновенно подходила к декорации, на фоне которой он увидел ее.
К этому круглому личику со слегка вздернутым носом, со смеющимися, лукавыми глазами под наивно поднятыми бровями удивительно пошел бы пудреный парик. Как бы украсила это лицо черная мушка, посаженная на щеке, поближе к уголку ее капризного, пухлого ротика!
– Смотри, Лель! – заговорила дама по-русски – Какой грандиозный вид, какой величественный простор! Пойми – век Людовиков смотрит на нас!
Она сделала грациозный жест своей маленькой ручкой в светлой перчатке, но этот жест совсем не соответствовал ее словам – она словно брала конфетку из бонбоньерки или протягивала кусочек сахару канарейке.
«Ужасно мила!» – подумал опять Ремин, поморщившийся было при звуках родного языка.
Он не любил встречаться с соотечественниками: ведь всего год прошел со времени тяжелой драмы, так нашумевшей в свое время, наполнявшей газеты и служившей темой для салонных разговоров.
Ремин гнал эти воспоминания и старался избегать новых знакомств с приезжими из России.
Алексей Петрович любовался стоящей на площадке дамой и рассматривал ее спутника.
«Влюбленные или новобрачные? – задал он себе вопрос. – Нет, брат и сестра!» – сразу решил он, когда молодой человек повернулся в его сторону.
Это